– По-вашему, Оранна в Эчентире? – спросила она, тщательно подбирая слова. Сетенай не любил, когда ему задавали много вопросов – или задавали глупые вопросы. – Летучая мышь была подсказкой.
– Верно, – ответил он. – Эта летучая мышь была жива много столетий назад, когда джунгли Эчентира были зелеными и густыми. Но если внимательно присмотреться к структуре костей, станет ясно, что они истончились из-за магии. В Эчентире случилась катастрофа, погубившая все живое – отсюда и мертвая зона, – а затем кости подверглись еще одному магическому вмешательству. Кажется, она оживила несчастное создание.
При других обстоятельствах Ксорве просто кивнула бы с умным видом, но сейчас она все еще пыталась понять, какое место занимает Оранна в картине мире Сетеная.
– И вы думаете, что она нашла Реликварий, – предположила Ксорве. – Или что она знает, где его искать. Что-то в этом роде.
– Хм, – протянул Сетенай, устраиваясь на нижней койке – Не уверен. Я удивлюсь, если так оно и есть. Скорее, она думает, что у нее есть зацепка.
Сетенай явно собирался спать, поэтому Ксорве забралась на верхнюю койку и положила рюкзак под голову.
– Но мне интересно узнать, почему она пришла к такому выводу, – сказал он. – Я начал поиски Реликвария еще до твоего рождения. Разве что она наконец-то отыскала что-то в библиотеке Дома Молчания…
Спустя все эти годы Ксорве ничего не знала о Реликварии Пентравесса – только то, что она видела в своем видении. Палисандровый восьмигранник – древний и драгоценный. Еще она думала, что Пентравесс – это имя, а не место, но это была просто догадка.
По натуре Ксорве была не очень любопытна, а в Доме Молчания сразу давали понять, что будет, если сунешь нос не в свое дело. Но ей было очень интересно, что же могло заставить Сетеная проглотить гордость и поспешить к Оранне. Пусть даже она ему нравилась – или когда-то нравилась, или между ними было что-то близкое к взаимному интересу – его не так-то легко было заставить тут же сорваться с места.
Не сводя взгляда с перекрещенных балок на потолке каюты, она старалась придумать, как же ей аккуратно поднять эту тему.
– Кем он был? – спросила она в конце концов. – Пентравесс.
– А, – ответил Сетенай. Она не видела его лица, но голос звучал тепло и сонливо. Он умел быстро расслабляться, даже если всю ночь бегал и строил планы. – Пентравесс. Повелитель Механизмов.
Ксорве должна была понимать, во что ввязывается. Она натянула одеяло на себя и стала слушать.
– Пентравесс родился более трех тысяч лет тому назад в Ормарии, ныне не существующей стране. Неизвестно, кем были его родители, но он стал величайшим волшебником – величайшим изобретателем – возможно даже, величайшим гением всех времен.
Пойми правильно: до Пентравесса магия была просто молитвами. Волшебники были пророками, связанными с божествами, сумасшедшими и истерзанными собственными силами. Они умели исцелять и ранить, вызывать видения, пропускать магию прямо через себя, но их ограничивали собственное тело и разум.
Пентравесс первым открыл, как можно направлять силу божества в материальный мир, легко контролировать и ограничивать ее, закреплять заклятья ключевыми знаками. Корабль, способный пересечь Лабиринт, алхимический двигатель, добрая половина современной медицины – все это его открытия. Его покровителем была богиня старого порядка, которая требовала поклонения, верности и жертвоприношений. Но я думаю, она тоже смотрела в будущее.
Кое в чем Пентравесс, конечно, ничем не отличался от других магов. Плоть человека слаба. Божественная сила – это чудо, но это же и яд. Говорят, что когда Пентравесс понял, что смерть уже близко, он кое-что придумал. Все его знания, все неоконченные работы, планы, проекты, предсказания, секреты, идеи – все это он вложил в Реликварий.
Никто доподлинно не знает, что там внутри. Ученые в большинстве своем не очень оригинальны – чертежи смертоносного оружия, формула вечной жизни… Мне хочется думать, что Пентравесс был умнее. Тот, кто отыщет Реликварий, сможет разгадать величайшую загадку в истории – но не только. Пентравесс навсегда изменил свой мир – и вообще все миры. Тот, кто добудет Реликварий, получит его наследие. Представь только, Ксорве, что я мог бы сделать с этим знанием.
Раньше Ксорве всегда считала, что Сетенай и так уже все знает о магии. В полудреме ей привиделся Сетенай – одетый в золотые одежды, он был коронован как Верховный канцлер всех миров. В здравом уме она поняла бы, что это глупо и смешно, но сейчас это видение казалось ей захватывающим. Оранна и Олтарос Чаросса давно повержены, в руках Сетенай держит Реликварий. Рядом с ним стоит Ксорве, его правая рука. Он стал наследником Пентравесса, а она – единственной, кто заслужил его безоговорочное доверие.
Негромкий голос Сетеная сливался со скрипом балок, приглушенным свистом ветра, отдаленным гулом Врат – и она начала проваливаться в сон.
Пускай ее разбудили ни свет ни заря, пускай в голове все еще шумело от лотоса, а Сетенай говорил загадками – она все равно чувствовала себя довольной. Сетенай простил ее за оплошность с письмом. Он решил, что стоит взять ее с собой, что она может ему пригодиться.
Ксорве отгоняла мысль о том, что в конце путешествия их ждет встреча с Оранной. Может, да, а может, нет. Чего бы ни добивалась Оранна, Сетенай защитит Ксорве. Глупо думать, что Оранна каким-то образом заставит ее вернуться в Дом Молчания. Сетенай никогда этого не допустит.
4
Истребленный город
Ксорве проспала весь остаток пути и, все еще сонная, сошла вслед за Сетенаем на станции, где корабль дозаправлялся. Когда она окончательно пришла в себя, выяснилось, что она сидит во взятом напрокат катере и вертит в руках пирожок, который Сетенай купил ей в столовой на станции. Сетенай сидел за штурвалом, сосредоточившись на управлении. Сначала они были частью огромного потока кораблей, но он понемногу иссякал: корабли брали курс на разные Врата, которые вели в Ошаар, Касманситр, Карсаж, Тарасен. При первой же возможности Сетенай отделился от потока, облетев станцию по широкой дуге. Они миновали узкие мерцающие Врата и очутились в Лабиринте – той его части, где вверх устремлялись заостренные шпили. Других кораблей поблизости не было. Ксорве свернулась калачиком на дне катера, спрятав руки в рукавах зимнего плаща.
В Лабиринте невозможно было определить время. Когда небо было видно, его цвет постоянно менялся – то это был золотистый псевдорассвет, то голубой псевдополдень, то сиреневые псевдосумерки, а иногда даже оно становилось багровым или сине-зеленым, каким никогда не бывает настоящее небо. По расчетам Ксорве, они летели уже полтора дня, время от времени делая остановки, чтобы перекусить пирожками, которые по мере остывания становились все менее съедобными.
Ксорве и Сетенай были уже далеко от проторенных маршрутов. Они миновали еще несколько Врат, но так и не встретили ни единого корабля, ни единой живой души.
Ксорве научилась определять настроение Сетеная по его позе. Конец путешествия был уже близок, и он сидел прямо – не напряженно, а сосредоточенно.
