Ксорве помогла Сетенаю перевернуть будто спящего Акаро на спину. Он был тяжелым. Сколько, должно быть, в нем было силы, раз он так легко двигался. Ксорве осознала, что вся дрожит, и убрала меч в ножны, чтобы не выронить.
Сетенай опустился на колени у лица Акаро и, сняв забрало, положил его на землю – просто кусок металла.
– Дурачок, – снова сказал Сетенай. Акаро был молод, по крайней мере, по меркам Тлаантота. Глаза закатились, ручейки крови, сбегавшие из носа и рта, портили тонкие черты лица. – Глупый мальчишка. Возможно, Олтарос думал… ладно. Что уж тут. Его нельзя было переубедить.
А теперь нельзя это исправить, подумала Ксорве. Я не могу ничего изменить. Акаро мертв. По-другому защитить Сетеная было невозможно. И теперь ей нужно научиться с этим жить.
Сетенай сложил руки Акаро на груди, укрыл плащом, и они с Ксорве покинули библиотеку Эчентира.
Пару недель Ксорве и Сетенай укрывались в глуши. Сетенай выбрал сложный маршрут по Лабиринту, следуя каким-то своим планам. Он делал это не задумываясь, как будто это была его собственная прихоть и ему просто нравилось ходить кругами и оставлять ложные следы.
Ксорве радовало, что она снова в пути. Новые места, необходимость все время оставаться настороже, изнурительная ходьба с тяжелым рюкзаком – все это позволяло отгонять от себя мысли о смерти Акаро, хотя порой он появлялся в ее снах, окровавленный, но живой.
Как-то раз они остановились на ночь в разрушенной часовне в необитаемом мире на границе с Карсажем. Сетенай разжигал костер. Лежа на походной постели, Ксорве смотрела на истертые изображения богов Карсажа и думала о Парце. Он так и не узнал, что случилось с его словарем.
– Мы вернемся в Серый Крюк? – спросила она. Синие Вепри уже должны были вернуться с задания, и ей было интересно, как все прошло. Если они вернутся домой, к привычным занятиям, она наверняка сможет чувствовать себя как прежде.
Сетенай, все еще занятый костром, ответил не сразу.
– Я не уверен, что для нас будет безопасно вернуться, – сказал он. – Ты очень расстроишься, если мы оставим все это позади?
– Думаю, я буду скучать по своей кровати, – сказала Ксорве. Она не хотела признаваться, что будет скучать по Вепрям. Довольно того, что Сетенай уже усомнился однажды в ее верности. – И там остались все наши вещи. – Произнося эти слова, она уже знала, что этого не случится. Если бы Сетенай хотел вернуться, они бы уже вернулись. – Но я не возражаю, – поспешно добавила она.
Как бы она ни хотела остаться, пришло время двигаться дальше. Серый Крюк теперь в прошлом, а ее будущее было рядом с Сетенаем.
– Я принял решение, – сказал он. – Раз Олтарос нашел меня однажды, он найдет меня снова, а я не хочу, чтобы злосчастное происшествие с Акаро повторилось. Ты доказала, что готова. Передышка была прекрасной, но нас ждет Тлаантот.
5
Две абсолютные неизбежности
Пустыня, именуемая Морем Безмолвия, состояла из черного песка, усеянного сияющими как звезды осколками вулканического стекла. На горизонте вздымалась цепь холмов, словно рядом позвонков пробивающая ночное небо. На самом высоком из холмов раскинулся Тлаантот.
По периметру город окружала гигантская и уродливая шестиугольная стена из сверкающего черного камня. На внешней стороне застыли потеки лавы, похожие на сосульки. В каждом углу шестиугольника располагалась сторожевая башня, а с южной стороны ее, как гранат в кольце, торчала крепость из того же оплывшего камня. Снаружи, неподалеку от крепости, на холмах раскинулось поселение: вид у него был такой, словно караван потерпел крушение и из его обломков возникли дома.
Прежде чем продолжить путь в сам город и его Врата, почтовый корабль сделал остановку в этом поселении, и Сетенай сошел. При себе у него были все те же поддельные документы на имя доктора Пелтари, но теперь он надел шапочку и мантию тлаантотского законника.
Ксорве, изображавшая его слугу, надела форму с жестким воротничком и то и дело почесывала шею. Сетенай, как ребенок, обожал менять личины, а вот ей до смерти надоел этот костюм.
Чиновник поставил штамп на их бумагах и пожелал доктору Пелтари приятного пребывания. Другой служащий осмотрел их багаж, но не нашел ничего предосудительного. Они путешествовали налегке, большая часть их вещей осталась в Сером Крюке.
Они сняли комнаты на захудалом постоялом дворе через дорогу, словно это был ничем не примечательный визит в ничем не примечательный город. У подобных ночлежек был свой особый запах. В этом пахло луком и слегка отдавало сточными водами. Чтобы успокоить нервы, Ксорве принялась чистить меч.
Из их окон открывался вид на Тлаантот и стену – неумолимую и недостижимую, как грозовая туча.
– Как мы попадем внутрь? – спросила Ксорве, не отрывая взгляда от города. У Сетеная должен быть план. Он производил впечатление человека, у которого всегда есть план.
Сетенай сидел за столом у окна, сложив руки на животе и переплетя пальцы.
– Даже не думай о том, чтобы перелезть через стену, – сказал он. – Многие пытались и погибли. В Тлаантот можно попасть лишь одним путем – через крепость в стене.
Будь все так просто, Сетенай мог бы уже давно вернуться домой, но он явно что-то замыслил.
– Олтарос наверняка расставил там стражу, – сказала Ксорве.
– И не только, – сказал Сетенай. – В крепости расположился целый батальон наемников. Олтарос призвал их, чтобы они помогли вышвырнуть меня из Тлаантота. Никто не может войти в город и покинуть его через цитадель или Врата без досмотра с их стороны, – откинувшись на спинку стула и положив ноги на стол, Сетенай смотрел в потолок. – И все это ради меня. А ведь прошло столько лет. Представь, как сильно Олтарос меня ненавидит.
– Из-за Реликвария, – вставила Ксорве.
– В том числе, – сказал Сетенай. – Надеюсь, ты не слишком прислушивалась к болтовне Акаро. Олтароса не волнует, опасен ли Реликварий. Он не собирается его использовать. Он просто не хочет, чтобы его нашел я, потому что ему невыносима сама мысль, что кто-то другой получит то, чего нет у него, – он закатил глаза. – Поэтому он и отобрал у меня город. Он из старинного рода, и ему претила мысль, что канцлером может быть кто-то вроде меня. Реликварий просто станет еще одним плевком в душу.
– Кто-то вроде вас, господин? – спросила Ксорве. Она никогда не спрашивала его о прошлом. Ей казалось, что Сетенай не хочет бередить старые раны – и, честно говоря, ее он тоже не расспрашивал о прошлой жизни.
– О, я никто, – в голосе Сетеная прозвучало глубокое удовлетворение. – Или, вернее, был никем. Увы, в том, что ты становишься кем-то, есть свои недостатки. Я никогда не смогу пройти мимо охраны в город.
– А они точно узнают вас? – спросила Ксорве.
– Ну, у меня запоминающаяся внешность, – ответил он. И это действительно было так: Сетенай был выше и в два раза шире в плечах среднестатистического тлаантотца. Он мог бы сбрить волосы и бороду, но рост никак не скроешь. – И у Олтароса есть причины желать, чтобы я держался подальше даже теперь.
