– Ну-ка, – сказал он. – Проходите дальше. Здесь запрещено просить подаяния.
Сетенай поднялся на ступени.
– Я законный канцлер Тлаантота, – сказал он. – Узурпатор Олтарос Чаросса не заслуживает вашей преданности. Отойдите.
Глаза капитана расширились от страха – он узнал Сетеная. Открыв рот, он пытался произнести что-то, и в итоге выговорил «Никогда!». Стражник положил руку на меч.
– Мы никогда…
Но закончить фразу ему не удалось. Сетенай нетерпеливо дернул запястьем, перчатки зашипели, и в воздухе появилась прорезь в шесть футов высотой, исказившая все вокруг. Капитан пошатнулся, меч застыл в замахе. Из щели показались конечности, похожие на клещи, и нечто принялось раздирать прорезь еще шире. На глазах у Ксорве они нерешительно схватили капитана и сжали его в крепком объятии. Он коротко взвыл, и конечности утянули его за собой. Щель тут же исчезла, как будто и не было ни капитана, ни конечностей, ни крика.
Все это заняло несколько мгновений. Рука Сетеная безвольно повисла. Лоб блестел от пота, руки дрожали. Говорить он ничего не стал: все и так было ясно.
Второй солдат уставился на место, где только что стоял капитан, затем выронил оружие и поднял руки вверх.
Сетенай прошел мимо него к огромной бронзовой двери Школы Трансцендентности. Он трижды постучал, и каждый удар отдавался над площадью колокольным звоном. Рукавицы Сетеная высекали искры, подобно молоту, бьющему по наковальне.
На нижней половине двери был вырезан герб Тлаантота – чаша, поддерживаемая двумя бронзовыми полуконями-полурыбами. При первом стуке их гривы и плавники вспыхнули тревожным огнем. При втором они отделились от кубка и спрятались в двери, будто в подводной пещере. При третьем сопротивление прекратилось, и дверь бесшумно распахнулась в темноту.
Внутри здание Школы Трансцендентности было огромным, холодным и безмолвным. Сквозь отверстия в своде пробивались тонкие солнечные лучи. Здесь было еще тише и еще пустыннее, чем снаружи. Ксорве и Сетенай прошли через парадный вестибюль и спустились к высоким бронзовым дверям. Эти двери напоминали заросли непроходимого и колючего терновника, Ксорве не заметила ни ручки, ни замочной скважины.
Из тени вышла небольшая группа безоружных и испуганных людей. Все они были тлаантотцами, их уши тревожно вытянулись и то и дело дергались. Группу возглавляла женщина в длинной плиссированной мантии. Остальные, по всей видимости, были ее свитой. При виде Сетеная большинство из них вскрикнули и отшатнулись, но женщина сделала шаг вперед, собрав волю в кулак. Морщинки от частого смеха указывали на ее доброту, но теперь в ее лице не было ни мягкости, ни веселья.
– Ниранте, – буднично поздоровался с ней маг.
– Сетенай, – тем же тоном ответила женщина, как будто они обсуждали дела. Затем ее решимость дрогнула, и на лице отразилось нечто вроде отчаяния.
– Безопасный проход, – сказала она. – Ты обещал безопасный проход для нас всех и должность для моего сына.
Она указала на молодого человека, стоявшего рядом.
Это был Талассерес Чаросса.
В гневе Ксорве вонзила ногти здоровой руки в ладонь. Талассерес смотрел на Сетеная, делая вид, будто они незнакомы. Ей потребовалась вся выдержка и годы терпения, чтобы не броситься на него.
– Итак, – произнес Талассерес, – вы собираетесь убить моего дядю.
– Это создаст какие-то сложности для тебя? – беспечно спросил маг.
Талассерес скривил рот в подобии циничной усмешки, но из-за сжатых зубов лицо приняло ворчливое выражение.
– Нет, – ответил он.
В ответ маг только кивнул.
– Дверь, Ниранте?
Приблизившись, она протянула руки к двери, не касаясь ее, а затем уколола ладонь об один из шипов. Кровь тут же впиталась, как будто шип внутри был полым, а ветви на двери разошлись с металлическим скрипом. Створки двери распахнулись.
– Безопасный проход, – торопливо повторила Ниранте.
– Да, да, конечно, и должность для твоего сына, – подтвердил Сетенай. Голос его звучал спокойно, даже весело, хотя обычно такая настойчивость его раздражала. – У нас был уговор. Мне не нужно об этом напоминать. Где Олтарос?
– Мы его почти не видим. Он уже несколько недель не выходит из своего кабинета. Я не разговаривала с ним с момента возвращения Талассереса.
– Он уже должен был понять, что я здесь, – сказал Сетенай.
– Он ждал твоего прихода. Он спускался в Сокровенную Часовню, – сказала Ниранте. – Он подготовился и уверен, что его поддержит Сирена.
Сетенай рассмеялся.
– Наверное, нехорошо говорить так о твоем брате, но меня изумляет, как можно столько лет оттачивать свое мастерство, вобрать в себя всю силу Тлаантота и при этом так мало понимать. Вообще ничего. Ниранте, ты свободна. Ты и твои домашние находитесь под моей защитой.
Ниранте и ее свита прошествовали к двери. Талассерес застыл на месте, сжав кулаки и выставив вперед подбородок.
– Тал, – позвала Ниранте. – Поторопись!
– Я хочу остаться, – сказал он.
Ниранте перевела взгляд с сына на Сетеная, растерянность сменилась негодованием.
– Я не возражаю, – сказал Сетенай. – Пусть остается. Если он собирается работать на меня, ему не помешает сразу ознакомиться с моими методами.
– Ты обещаешь, что он не пострадает? – спросила Ниранте.
– Тебе придется поверить мне на слово, – сказал Сетенай.
Нельзя сказать, что Талассерес избегал Ксорве – для этого он должен был сначала заметить ее. Он не смотрел ни на ее сломанную руку, ни на ее искалеченное лицо, полностью сосредоточившись на матери и маге, а затем повернулся к двери.
«Должность?» – с недоумением подумала Ксорве. С другой стороны, она же не рассказала Сетенаю, что именно случилось в крепости – что это по милости Талассереса она лишилась клыка и едва не рассталась с жизнью.
За шипастой дверью обнаружилась библиотека, почти такая же обширная, как змеиная библиотека в Эчентире. На мраморном полу золотом была выложена карта звездного неба. Они прошли мимо глобусов сотен планет и бюстов сотен ученых прямо к Сокровенной Часовне, скрытой за еще одной бронзовой дверью.
По обе стороны от нее стояли статуи, а сама дверь была довольно маленькой – настолько, что Сетенаю пришлось пригнуться, – но очень тяжелой. На полу с двух сторон виднелись три паза в форме полукруга. Здесь Сетенай остановился.
Одна из статуй изображала мужчину с высоким лбом и густой бородой, другая – женщину, с волосами, уложенными вертикально, наподобие сосновой кроны. Тлаантотские философы, решила Ксорве. Лица обоих выражали ненасытную любознательность. В сложенных мраморных руках каждый держал по золотому кубку. Сетенай взял один из кубков и вылил его содержимое на самый дальний круг.
