Охрана у входа в гостевое крыло пропустила Ксорве без вопросов. Они привыкли к тому, что она то появляется, то исчезает, хотя она едва ли излучала дружелюбие. Большинство охранников во дворце были бывшими наемниками Псамага, которые после распада группы стали работать на Сетеная, и Ксорве было неприятно думать, что кто-то из них, вероятно, был свидетелем того, как Морга резала ей лицо.
Шутмили сидела у окна в отведенной ей комнате и пристально разглядывала алоэ в горшке, будто собираясь сделать зарисовку для научного трактата. Волосы, влажные и гладкие, ниспадали темными волнами до талии.
– Надеюсь, с тобой хорошо обращались, – сказала Ксорве.
– Да, – ответила Шутмили. – Я боялась, что уже никогда не приму ванну.
Она выглядела посвежевшей. А вот Ксорве почувствовала себя особенно грязной. Она не мылась по крайней мере неделю. Пальцами кровь из волос не вычесать.
Шутмили выдали ночную рубашку. Она была слишком большого размера, и в ней девушка казалась отчаянно хрупкой. Одеяния адепта укрывали ее с головы до ног, и Ксорве никогда раньше не видела ее обнаженные руки – гладкие, коричневые и изящные, без шрамов и мозолей, которые покрывали большую часть тела Ксорве. Она поспешно отвернулась.
– Я раздумывала о том, как вернуть тебя в Карсаж, – сказала Ксорве. Шутмили явно стремилась домой, а Ксорве не хотелось ломать голову над тем, как ей развлекать гостью. Она доставит Шутмили на следующий корабль до Карсажа. А потом ее ждет работа на Сетеная. Она придумает что-нибудь – что угодно, – чтобы доказать, что он все еще может положиться на нее.
– Почтовый корабль, наверное, будет быстрее всего, – сказала она. – И это не так дорого. Я отвезу тебя в доки завтра.
Лучше сосредоточиться на вопросах логистики и отвлечься от всего остального.
– О боже, – ахнула Шутмили. – Не думаю… у меня нет денег. Я обычно не… то есть обычно я ничего не покупаю.
– Тебе не платят? – удивилась Ксорве. Она точно не знала, как строятся отношения Шутмили с Церковью Карсажа, но Карсаж был известен своим богатством, и это нечестно, что Шутмили ничего не получает.
– Ну, мне платят пособие, – сказала Шутмили. – В виде одежды, книг и прочих вещей, которые выдает мне Церковь, так что мне даже не на что было бы тратить деньги.
– Ладно, – с сомнением сказала Ксорве. – Не волнуйся. Я заплачу.
Она скопила достаточно – Сетенай хорошо платил, а у Ксорве не было дорогостоящих привычек, – но тут возникло другое затруднение.
– Ты когда-нибудь путешествовала одна? – спросила она. – Ты справишься?
– Это вряд ли так уж сложно. Люди путешествуют каждый день, – сказала Шутмили, а потом внезапно добавила, как будто вынырнула в реальность: – Кажется, я тебя так толком и не поблагодарила. За все, что ты для меня сделала.
Ксорве ощутила вспышку удовольствия и благодарности. Странно – ведь благодарили ее, – но, возможно, все дело было в том, что это происходило так редко. Она отогнала это чувство.
– Забудь, – сказала она. – Это получилось случайно.
– О, да, – задумчиво протянула Шутмили. – Я постоянно случайно вытаскиваю кого-нибудь из горящего здания. Это был добрый поступок.
Что она могла на это ответить? Вовсе не доброта руководила ей тогда, в глубинах Пустого Монумента. Она не сознавала, что делает. Это был мгновенный порыв, который не смогли сдержать годы тренировок.
– Неважно, – сказала Ксорве. У нее не поворачивался язык сказать: «Это была ошибка», но Шутмили, кажется, уловила намек.
– Ну что же. Я в любом случае благодарна, что ты не бросила меня, – заметила она. Она ушла в себя, лицо превратилось в маску.
– Я помогу тебе добраться до дома, – сказала Ксорве, чувствуя, что разговор зашел куда-то не туда. – Ты вернешься в Карсаж и сможешь обо всем забыть.
Она доставит Шутмили на корабль, а потом развернется и оценит дымящиеся руины собственной жизни. Прекрасные перспективы.
Оставив Шутмили спать, она вернулась в свою комнату. Из-за усталости ее хватило лишь на то, чтобы побрызгать в лицо водой, но стоило ей лечь, как мысли закружились, будто чайки над кучей мусора, вокруг ее провала. После всего случившегося. После всего, что она сделала. Признавать это было очень горько.
Кто-то другой с ее умениями предложил бы свои услуги в другом месте. Конечно, никто ни в Тлаантоте, ни где-либо еще не сравнится с Белтандросом Сетенаем, но в каждом городе были свои особенности. Карсажийцы были буквально помешаны на безопасности. Каждому вассальному клану в Ошааре нужен был телохранитель, а еще она могла вернуться в Серый Крюк и сопровождать караваны. В каждом уголке Лабиринта были короли и вожди, которые нуждались в ком-то, кто может убивать, воровать и вести слежку.
С другой стороны, больше ее умений их будут интересовать секреты Сетеная, и для Ксорве эта мысль была невыносима. В любом случае, все не так просто. Она не может просто взять и уйти. Это он мог отказаться от нее, и она ничего не могла с этим поделать.
Она лежала без сна, чувствуя себя несчастной; вдали раздавались шаги и голоса. Ночная стража заступила в караул. Среди ночи Ксорве услышала, как лязгнула защелка на двери Тала Чароссы, а затем рядом с ее комнатой скрипнули половицы.
То ли из мстительности, то ли из беспокойства, то ли из чистого любопытства она подошла к двери.
На полу рядом с дверью обнаружилась подброшенная записка:
Без обид.
Шутка! Надеюсь, ты утонешь в канализации.
Тал Чаросса
Закатив глаза, она прокралась вслед за ним к ангару, где со стен, будто летучие мыши, свисали маленькие корабли.
Она наблюдала из тени, как он готовит челнок, укладывая провизию и ворох одежды.
– Сбегаешь? – спросила Ксорве, когда он повернулся с топором, чтобы перерубить последний трос, удерживающий челнок на месте.
Тал выругался. Его острое лицо сморщилось от злости и тут же помрачнело.
– У меня есть работа.
– А вот и нет. Нас освободили от всех обязанностей.
Усмешка Тала и лезвие топора злобно сияли, как фонарь.
– Как же я могу тебе противоречить.
– Ты летишь за Реликварием, – догадалась она.
– Может быть, у вселенной есть более грандиозный план для Талассереса Чароссы, чем служить Белтандросу мальчиком на побегушках. – Он пожал плечами и завел алхимический двигатель. – А может, и нет.
Ксорве инстинктивно шагнула вперед, будто собираясь его остановить.
Тал засмеялся резким нестройным смехом – будто струна лопнула – и перерубил трос.
– Это испытание, – сказал он. – И я его пройду. Что бы ты сейчас ни сделала, знай, победа будет за мной.
Челнок соскользнул с причала и исчез в ночи: узкий ускользающий силуэт, а затем осталось лишь пятно от фонаря – он подмигнул и растаял в сверкающем небе.
