Но на записи было слышно, что и негр, и Хорек угрожали ему и обещали проучить! Андрей надеялся, что это сыграет в его пользу. Он обязательно скажет, когда ему дадут слово! Ему ведь позволят сказать что-нибудь в свою защиту?
– Комендор-сержант Дюбува! – Майор обратился к взводному инструктору, когда просмотр записи был окончен.
– Да, сэр! – Француз вскочил и вытянулся перед судьями, как заправский рекрут на построении.
– Вольно, комендор-сержант. Вы все видели и слышали?
– Да, сэр!
– Ваше мнение о виновности раба-рекрута Ливадова?
– Не виновен! Он защищался! Вина за происшествие лежит на инструкторах взвода.
Андрей не верил своим ушам. Дюбува защищает его и берет вину на себя? Это сон?
– Разбирательство по командному составу взвода уже проведено, – сообщил второй капитан, который молчал до настоящего времени. – Свое взыскание вы получили.
– Еще раз спрашиваю, – настаивал на ответе майор. – Комендор-сержант Дюбува, вы считаете раба-рекрута Ливадова виновным в смерти раба-рекрута Рея Бриджа?
– Нет, сэр!
– Садитесь, – велел майор. Потом он опросил сержанта Кларкса и сержанта Мэда, и оба они также заявили о невиновности Ливадова, который был поражен до глубины души. Вот уж от кого, а от дрилл-инструкторов поддержки не ожидал…
Майор и капитаны переглянулись, будто безмолвно переговариваясь. Андрей знал о нетчипах и решил, что именно так и выглядит общение с их помощью.
– Трибуналу все ясно, – заявил майор. – Слово обвиняемому не дается.
Ливадов опешил. Как так?.. Ему даже пискнуть в свою защиту не позволят?
Судьи трибунала поднялись, и вслед за ними со своих мест встали сержанты. Ливадов тоже поднялся.
– Раб-рекрут учебного взвода штурмового батальона семьдесят третьего полка корпуса морской пехоты Андрей Ливадов признается невиновным, так как действовал в пределах самообороны, – сухо сообщил майор. – Уголовное производство в отношении него прекращено.
Андрей был ошарашен. Он не виновен? Это… это…
– Рекрут Ливадов должен быть подвергнут дисциплинарному взысканию, – продолжал майор. – Степень дисциплинарного воздействия определяется старшим дрилл-инструктором взвода. Комендор-сержант Дюбува! Забирайте своего рекрута!
Дверь клетки открылась, Андрей вышел, с него сняли наручники. Оглушенный оправдательным приговором трибунала, Ливадов услышал, как Француз приказал следовать за собой.
– Дело Родриго Гомеса слушается через десять минут! – объявил майор.
Гомес? Это же Хорек! Он и его подручные тоже попали под трибунал? Если Ливадов оправдан, им, скорее всего, не повезет. Андрей не чувствовал злобы к ним, но и симпатии тоже нет. Черт с ними! Сами нарвались!
– Комендор-сержант! – Майор повысил голос. – Выведите рекрута Ливадова из зала трибунала и возвращайтесь!
– Ливадов! Давай за мной! – рыкнул Француз.
Старший дрилл-инструктор снова рычит, и, значит, возвращается жизнь, к которой Андрей прикипел за последние две недели, а с ней и надежды на будущее.
– Да, сэр! – не скрывая радости, воскликнул Ливадов.
Дюбува даже оглянулся и смерил рекрута взглядом, каким частенько смотрел перед тем, как обрушить на тупого тупака водопад слюней и ругани. Однако в присутствии трибунала промолчал.
– За мной! – повторил Дюбува.
Снова коридор изолятора без окон, только двери в стенах и лампы над головой, но дышится гораздо легче. Андрей не боялся смерти, его страшил только рабский ошейник без шансов когда-нибудь обрести свободу и найти Женьку.
Зайдя за угол, встретили Хорька. Три морпеха-тюремщика вели его на новое заседание трибунала. Взор у латиноса был затравленный, он даже не заметил ни Ливадова, ни Дюбува. Будто тронулся умом… Следуя за комендор-сержантом, Андрей размышлял, сочувствует ли он Хорьку или Снежку, и не находил ответа. Когда выбрались из изолятора, взводный инструктор неожиданно обратился к Андрею без уставщины.
– Держи, – сказал он спокойным тоном, протягивая гарнитуру. – Надень и не снимай. Без нее нейрообучение буксует.
Андрей удивленно смотрел на гарнитуру. Нейрообучение? Что за штука такая? Не потому ли английский стал даваться буквально с первых дней на базе?
– Рекрут Ливадов! – В голосе дрилла прорезалось раздражение. – Забирай гарнитуру и сваливай в казарму взвода. С завтрашнего дня ты командир первого отделения!
Командир отделения?.. Андрей не знал, нужно ли проявлять сейчас служебное рвение и надо ли благодарить за назначение. Лучше держать эмоции при себе.
– Твоя смелость и умения в рукопашном бою произвели на меня впечатление, – добавил Дюбува, – а такое случается редко. Но послушай моего совета – не зазнавайся!
Француз набрал в легкие воздуха и заорал, превратившись в прежнего старшего инструктора:
– Рекрут Русский!
– Я! Сэр!
– В казарму бегом!
Глава 8
В усиление
Рядом грянул выстрел, и тут же раздался девичий крик. Ливадова похолодела. Промелькнул только миг, а Женька успела испугаться и подумать о Томке Тигаловой. В первом отделении второго взвода из девушек лишь она и Женька, и это кричит Тигалова.
Ливадова нашла в себе храбрость обернуться на выстрел и крик, что прозвучали в нескольких шагах от нее. Рядовой Тигалова сидела на земле, прижавшись спиной к стенке габиона. Лицо Тамары было белое как снег, искаженное мукой, отчего стало почти неузнаваемым. По нему ручьем бежали слезы. Девушка тихонько выла, схватившись выше колена за выставленную правую ногу, а рядом на утоптанной земле лежал автомат.
– Всем рядовым оставаться на своих местах! – оживший динамик шлема довел до личного состава приказ командира роты майора Морова.
Женька непроизвольно кивнула и опустила взор на рану. Пуля из АК-233 раздробила ступню, превратив ее в фарш из костей, мяса, крови и ошметков обуви. Полчаса назад вторую роту учебного батальона рассредоточили на полигоне вдоль оборонительной позиции из габионов. Попарно, Женька была вместе с Тигаловой, и сейчас, в данную секунду, рядом никого, кто бы мог помочь раненой, а Ливадова оцепенела.
Только и могла что смотреть на страшную рану, не в силах отвести от нее взгляд и, казалось, что и шевельнуться не способна. Пальцы правой руки мертвой хваткой вцепились в ремень, на котором за плечом висел автомат. Ствол нацелен в землю, оружие на предохранителе – это у Женьки, и так должно было быть у всех рядовых в первом и втором взводах. Но автомат Тигаловой каким-то образом выстрелил.
«Помоги же ей…» – Женька заскрежетала зубами, чтобы сбросить странное оцепление, но так и стояла окаменевшей статуей в нескольких шагах от Тигаловой.
Томка подтянула к себе ногу, согнув в колене. Она попыталась рассмотреть рану, однако лицо перекосило от боли. Тигалова откинула голову на габион и, закрыв глаза, из которых продолжали литься слезы, громко заскулила.
