– Рота, равняйсь! Смирно!
Ливадова вытянулась и уставилась на майора Морова, который мрачно оглядел вторую роту учебного батальона и сообщил, что все плохо. С минуты на минуты прибудет начальство, а до тех пор не помешает подержать молодняк в строю.
Команда «Вольно» прозвучала только после доклада майора Морова командиру батальона о прибытии пополнения. Вместе с командиром учебного батальона на плац явились командир полка, начальник штаба полка и четыре человека из сержантского состава. Офицеров и сержантов отличали только форма и возраст, а в остальном они казались братьями. Похожие лица, цепкие взгляды, выверенные движения. Крепкие и подтянутые, в идеально подогнанной форменной одежде, и дождь им ничуть не мешает, как и майору Морову.
Старшие офицеры поочередно выступили перед молодым пополнением с краткими речами, из которых следовало, что после двухнедельного курса последует присяга. Но не для всех, а только для тех, кто ее достоин. С остальными расторгнут контракты, и неудачники возместят все понесенные вооруженными силами расходы.
Принятие присяги означает начало настоящей военной службы и присвоение звания рядового. Любое последующее звание повлечет за собой получение настоящего гражданства для неграждан и знак классности третьей степени.
– Гражданам дадим только значок! – объявил командир полка и растянул рот в широкой улыбке.
Это был сигнал для присутствующих офицеров и сержантов, что смеяться разрешено. Майор Моров кивнул второй роте, мол, повеселиться можно и им. Когда старшие офицеры передали слово Морову, тот представил старшину роты – старшего сержанта Кускова, и командиров взводов – сержантов Милорадовича, Горгуа и Дорохова.
– Сейчас все будут распределены по взводам, – сообщил новобранцам майор Моров, – и вместе со своими командирами вы проследуете во взводные палатки. Обед через час. Напомню! Каждым из вас подписан контракт. Отныне вы находитесь в расположении учебного батальона, и любое неподчинение старшему по званию или должности может окончиться трибуналом. В лучшем случае – нарядами вне очереди! Помните об этом и забудьте о любых оправданиях. Оправдания есть у всех – оставьте их для мамки!
Майор перевел дух.
– Кроме того, официально уведомляю граждан, что с этого момента и до окончания курса предварительной подготовки либо расторжения контракта ваши индивидуальные системы полностью блокированы. На ближайшие три месяца они отключены, и не вздумайте пробовать обойти блокировку. Ничего не выйдет!
Моров грозно сверкал очами на вверенный ему личный состав. Когда он закончил, командир полка снова взял слово. Женьке показалось, что он хочет смягчить первое впечатление от армии, пока Моров еще не запугал новичков окончательно.
– Принимая присягу, – говорил командир полка, – вы делаете правильный выбор. Вы становитесь частью системы, частью корпорации. Корпорация – это дом, это мать и отец, и каждый принадлежит корпорации. Военная служба инкорпорирует вас в общество полностью и бесповоротно!
Женьке вдруг вспомнился Дмитрий, бывший военный. Он погиб, защищая ее, и Женька не успела бы хорошо узнать его за несколько часов знакомства. Но он явно не был беспрекословной частью системы. Хотя бы потому, что уволился из армии, не дослужив до пенсии два года.
– После присяги любое расторжение контракта, – продолжал командир полка, – расценивается как чрезвычайное происшествие. Но на рядовых уже распространяется страховка, и уволенному не придется компенсировать затраченные на него средства.
Старший офицер помолчал и добавил:
– Надеюсь, что до этого не дойдет.
Ливадова вздохнула. Она тоже надеялась, что с ней контракт не расторгнут. Впрочем, сейчас она в этом не уверена. Комполка говорил еще, но недолго. Потом старшие офицеры удалились, а за молодняк взялись сержанты.
Глава 3
Медицинский бокс
Открыв глаза, Андрей обнаружил себя лежащим на койке – на боку, лицом к светло-зеленой стене. Укрыт белым одеялом, оно натянуто до подбородка, а под одеялом пижама. Он в больнице? За спиной тихий бубнеж, рядом кто-то беседует: несколько человек, и уже привычно, что язык, на котором говорят, ни черта не понятен.
Почему он в лазарете? Последнее, что помнил Андрей, – это кабинет с несколькими операционными столами и около каждого – группа медиков. Что с ним делали? Зачем пленников, которых водили по врачам, завели в итоге в операционную? Ливадов похолодел: подумалось о донорстве органов. Может, он уже разобран на запчасти? Встать бы и осмотреться, но сперва нужно выяснить, кто рядом. Чьи это голоса?
Ливадов не шевелился, не подавал виду, что пришел в себя. Опустил взор, и тот зацепился за мигающий оранжевый светодиод на серой пластиковой спинке кровати у ног. Ничего особенного, просто светодиод, каких много и в его времени. Андрей вслушался в собственные ощущения. Вроде цел… Руки и ноги на месте, если только это не фантомные отголоски после ампутации…
Да что такое! Что за мысли в голове! Какая ампутация? Андрей дернулся, чтобы почувствовать конечности, пошевелил пальцами и перевернулся на другой бок. Ноги, руки на месте, но отчего думалось про ампутацию? Странно… Ливадов уселся на кровати, сбросив с себя одеяло, и посмотрел на троих, кто делил с ним больничную палату.
Комната заполнена наполовину, четыре из восьми коек пустовали, и кроме кроватей, никакой обстановки в довольно просторном помещении для восьми возможных пациентов не имелось. Лишь больничные койки с белым бельем, пластиковая дверь того же цвета и оконная рама, тоже белая. За стеклом с наружной стороны виднелись белые прутья решетки. Зеленоватые окрашенные стены и серая квадратная плитка пола.
Он в медицинском боксе? Или, скорее, тюремном лазарете? А перед ним кто? Сокамерники?
– Хай! – приветственно махнул лысый негр.
Чернокожий сидел на противоположной кровати в двух метрах от Андрея. Рядом с негром на соседних койках еще двое, латинос и белый, и они также совершенно лысые. Ливадов непроизвольно коснулся головы, она у него тоже гладкая, как яйцо. Обрили в первый день плена в городке, который охраняли «тевтонцы», и было это всего лишь пару дней назад, если только он не провалялся в беспамятстве дольше нескольких часов.
Андрей дотронулся до щеки, подбородка. Надо же, он гладко выбрит… О нем тут, блин, заботятся… Ливадов поймал взгляд негра. Лицо чернокожего растянулось в улыбке, а двое других просто молчали и смотрели на Андрея. Они тоже из разгромленного городка либо их обрили уже здесь?
– Хай! – повторил негр. Большой и рыхлотелый, с незлобливой ухмылкой и таким же взглядом. Синяя пижама ему явно мала, отчего казалось, что вот-вот расползется по швам.
На молчунах пижамы сидели нормально. Одного Андрей помнил: типчик латиноамериканской наружности. Был среди прочих в черно-белых полосатых робах на борту конвертоплана, что перевез Ливадова и других пленников в Бразилию, которая не Бразилия. Рядом с негром латинос выглядел щуплым; по телосложению и росту он походил на Андрея, а еще на Рамиреса. Но у бывшего хозяина не было бегающего взгляда и вытянутого лица наподобие крысиной морды, отчего Ливадов мысленно прозвал сотоварища по палате Крысенышем. Наружность у того неприятная.
