Потом его мысли переключились на дядю Леню. «Совсем старик. Дряхлый и немощный старичок. Жалко его». Лагутин знал, что у дяди Лени есть дочь – точнее, дочь той женщины, с которой он жил последние лет десять, не меньше. Да, дочь – его падчерица. И с этой падчерицей – как ее звали? – Леня был в замечательных отношениях, гораздо лучших, чем сам Лагутин с родным отцом. Эта падчерица ухаживала за Леней, приезжала, привозила продукты, покупала лекарства, убирала в квартире. Как-то все по-людски у них вышло. Не то что у Лагутина с отцом.
Потом он вспомнил о тетке и Нине: «Катя эта дура. Всегда была дурой – что про нее говорить. Дядя Шура с ней мучился – все это знали. Нина. Без нее бы не получилось как надо. Все было бы скомкано, сжевано, неправильно. Не по-людски – как говорила мама. Хороший человек она, эта Нина, дай ей бог».
Лагутин ворочался с боку на бок и все никак не мог уснуть. Вдруг запищал мобильный. Он дернулся, протянул руку и нашарил его на прикроватной тумбочке. На телефоне вспыхнуло табло времени – полвторого, ничего себе! Кто это, господи? Из Городка? Что-то случилось?
– Да, – хрипло сказал он, – слушаю вас!
Это была Даша.
– Лагутин, – услышал он, – я послезавтра буду в Москве. Мама в больнице. Ну и вообще… – Она замолчала, и ему показалось, что она всхлипнула.
– Можешь прилетать! А то потом опять скажешь, что я тебе не даю увидеть ребенка!
– Ты с Настей? – спросил Лагутин. – Ты летишь с Настей?
– Ну разумеется, с ней, иначе чего бы я тебе звонила? Я же понимаю, что по мне ты не соскучился! – Она усмехнулась. – Ну, что молчишь? Прилетишь?
– Да я, собственно, здесь, в Москве, – пробормотал Лагутин, – отца сегодня похоронил. Вот как сложилось. Да, конечно, я сдам билет! – горячо заверил он. – Я так соскучился по Насте! Вот ведь совпало, – в волнении повторял он, – рядом с горем всегда ходит… – Он смутился и осекся, а Даша рассмеялась:
– Вот видишь, свезло.
От этих слов Лагутин вздрогнул и поморщился.
– Да уж, свезло, по-другому не скажешь. Похоронить отца – это, конечно, свезло.
Впрочем, от его бывшей жены услышать подобное неудивительно. Даша всегда была человеком… не очень тактичным.
– Лагутин, – оживилась она, – а ты нас встретишь? В Шереметьеве, а?
– Да-да, – быстро ответил он, – конечно, встречу, о чем говорить?
– Номер рейса я вышлю, – кажется, она обрадовалась. – Ну что, значит, до завтра?
– До завтра, – ответил Лагутин, и в трубке раздался отбой.
Сна теперь не дождаться, это ясно. Он резко встал, прошелся по комнате, постоял у окна.
«Вот как бывает, – подумал он. – И вправду, вот горе, а вот радость. Даша ведь права! Она всегда говорила то, что думала».
Лагутин вспомнил, что иногда просто столбенел, застывал от растерянности, изумления и даже шока. А Даша обижалась: «А что тут такого? Ты же тоже так подумал! Но промолчал. А я – я просто озвучила наши общие мысли. Разве не так?»
Ладно, что он о Даше? Кто она ему? А вот дочь… Завтра он увидит свою дочь, и это главное.
Звякнула эсэмэска – Даша прислала номер рейса. «Надо бы поспать, – подумал Лагутин. – Эх, как надо поспать! Но это вряд ли. Слишком много событий. Слишком много волнений. А он от них отвык».
Утром, при встрече с Ниной, он начал разговор – дескать, простите, нарушаю ваши планы, сегодня не улетаю, задерживаюсь на несколько дней, пять-семь, сам пока не знаю.
– Простите великодушно. Получилось все внезапно, и сам не предполагал! Потерпите меня еще немного, ладно?
Нина отчаянно замахала руками:
– Господи, Алексей Петрович! О чем вы? О чем? Это вы здесь хозяин. Вы и так сделали мне такой сказочный, невозможный подарок, и вы еще извиняетесь! Ну как я должна чувствовать себя в этой истории, а? Давайте я уйду на эти дни, чтобы не мешать вам? Зачем вам быть тут с чужим человеком? Я преспокойно уйду, не сомневайтесь! Мне есть куда, честное слово! А когда вы решите свои проблемы и если не передумаете, то я с удовольствием вернусь.
Она продолжала бормотать, а он решительно ее остановил:
– Нина, все. И не думайте уходить, о чем вы? Вы мне совсем не мешаете, честное слово! Даже наоборот, приятно вернуться домой, когда там есть живая душа. Все, все, закончили. Надеюсь, я вас не слишком обременю своим присутствием. И хватит извинений и реверансов, ей-богу!
Нина кивнула и тут же спохватилась:
– Ой, Алексей Петрович! А я же вам в дорогу пирожки напекла! С капустой! Ну, в дорогу и в самолет. – И она покраснела.
– Нина, милая! – застонал он. – Ну зачем же? Какие пирожки, вы о чем? В самолете кормят, а уж до аэропорта я бы доехал, не помер, ей-богу! Зря вы беспокоились, зря.
Она еще больше смутилась – своей неосведомленности, деревенскости, глупости.
– Да не расстраивайтесь вы так! – улыбнулся Лагутин. – Пирожки ваши мы вечером с чаем съедим, ладно?
Она кивнула.
– Ну вот, – улыбнулся он. – Выход найден.
До прилета Даши и Насти оставалось шесть часов. Чем себя занять? Валяться он устал, на улицу не хотелось – погодка была, прямо скажем, паршивая. Он отвык от слякотной, серой и грязной московской зимы – дома, в Городке, зима была снежной, чистой, настоящей.
Нина хлопотала по хозяйству – он слышал, как зажурчала стиральная машина и после заработал пылесос.
Он перебирал фотографии и старые бумаги, среди которых были и его письма из пионерского лагеря: «Мама, папа! Скучаю! Но здесь хорошо. Ходим на речку, играем в «Зарницу». Два раза ходили в лес встречать рассвет. Пекли картошку – вкусно ужасно! Пап, а давай и на даче спечем? Мама! Не присылай мне пряники! Только овсяное печенье! Пожалуйста! Пряники я разлюбил. А вообще питаюсь я хорошо, не волнуйтесь! Манную кашу, конечно, не ем, врать не буду. А все остальные – пожалуйста! Овсянку там, пшенку. Рисовую – да! В обед съедаю все – суп и второе, хлеб и компот. Фрукты, мамочка, дают! Вечером, на ужин, яблоки, сливы. Один раз был виноград. Но страшно кислючий, никто его не ел. Повариха сказала, что завтра сварит из него компот. Домой, конечно, хочу! Но и здесь хорошо, если честно! Дружу с Витькой Крыловым, Павликом Световым и с Колькой Ершовым немножко. Он все-таки вредный. На танцы, мамочка, не хожу – неохота. Да и что там делать, если честно? А вот в кино – с удовольствием. Правда, возят только старые фильмы – «Неуловимых» и «Корону Российской империи».
Но мы все довольны, это девчонки нудят.
Ну все, кажется. Обо всем доложил. Как ваше здоровье? Что слышно вообще? Скучаю по вам.
Ваш сын Алексей Лагутин, с приветом!»
Как мама тогда смеялась! «Лагутин с приветом!» – говорила она, если он делал что-то не так.
Еще пара писем из лагеря и одно письмо из Бердянска, отцу. Тогда они уехали вдвоем с мамой – отец не смог из-за работы. Он видел, как мама грустила, скучала и все бегала на почту звонить отцу.
