На кухонном столе, накрытые салфеткой, лежали пирожки – те самые, которые она напекла ему в дорогу. Он усмехнулся и надкусил один – вкусно, да еще как! Да нет, найдет она работу, конечно, найдет! Милая женщина и такая умелица.
Лагутин посмотрел на часы – надо бы поторопиться. Пока доберешься до аэропорта! Он заказал такси, быстро оделся и вышел во двор. На улице подморозило, но было приятно – никакой слякоти, хотя и опасно – скользко.
Зима. Вовсю сверкали гирлянды – украшены были витрины магазинов, подъезды домов, арки и фонари.
В здании аэропорта он увидел цветочный киоск. Купить цветы? Кому? Даше? Глупости какие. Хотя встречают же близких с цветами, тем более женщин. Да, два букета – ей и Насте, маленькой женщине. Он выбрал букеты и пошел в зал ожиданий.
Минут через десять объявили, что самолет из Барселоны приземлился.
Лагутин взмок от волнения.
Он вглядывался в толпу и искал глазами дочь и бывшую жену.
Руки вспотели и дрожали. Во рту пересохло.
Наконец он услышал знакомый голос:
– Лагутин, я тут!
Он увидел стройную фигуру в черном длинном пальто. Даша. Она махала рукой и улыбалась.
Рядом с ней никого не было.
Через минуту она подошла к нему и дежурно чмокнула его в щеку.
– Ну, привет? – спросила она, внимательно и с интересом разглядывая его. – Эй, Лагутин, очнись! – Она рассмеялась.
– Где Настя? – хрипло спросил он. – Почему ты одна?
Даша скривилась:
– Да ну ее к черту! С ней уже и не сладить! Возраст такой – говеный! Упрямая, как… Как ты, Лагутин! – И она вновь засмеялась.
– В смысле? – хмуро спросил он. – С ней все в порядке?
– Да все с ней отлично! – раздраженно ответила Даша. – Просто не захотела поехать, и все! Ослица упрямая, а не девка – так с ней тяжело! Если б ты знал! Да откуда тебе…
Лагутин пребывал в полной растерянности. Он не знал, что ответить. Молчал.
– Ну, – нетерпеливо и капризно спросила Даша, – долго будем стоять? Может, пойдем?
В ее голосе послышалось раздражение.
– Ты обманула меня? – наконец произнес он. – Настя и не собиралась в Москву? Ты наврала? Хотя чему удивляться? – усмехнулся он и с интересом посмотрел на Дашу, словно видел впервые.
И надо сказать, она была хороша – очень хороша была его бывшая жена. Хороша и молода, словно девочка. «А ведь ей уже сорок два, – подумал Лагутин. – Но время над ней не властно. Кажется, с возрастом она стала еще красивее. Да. Только какое мне до этого дело?»
– Да брось! – воскликнула Даша. – При чем тут я? Зачем мне врать, Лагутин? Я ее уговаривала, умоляла. Но она ни в какую – не поеду, и все. Знаешь, мы так поругались.
– Ладно, – хмуро проговорил Лагутин. – Пошли.
И они двинулись к выходу. Поймали машину – их было море, бери – не хочу.
Лагутин сел впереди – сидеть сзади, рядом с ней, ему не хотелось. Он ей не верил.
– Домой? – спросил он.
Она молчала.
– Ты едешь домой? – повторил он. – На Калужскую, к матери?
Она грустно вздохнула:
– А куда же еще? Только где мой дом… Сама не знаю.
Он удивился, но ничего не спросил. Разговаривать ему не хотелось.
Молчание нарушила она:
– Лагутин, а я развелась! Слышишь?
Не поворачивая головы, он кивнул:
– Да. А что так? Кажется, у тебя было все хорошо.
– Было, но прошло.
– Бывает, – согласился Лагутин, – я помню.
Даша не ответила. Так и доехали молча. Он вышел из машины и достал ее чемодан. Коротко бросил водителю:
– Подождите!
Вошли в подъезд, молча поднялись на лифте. Лагутин поставил Дашин чемодан у знакомой двери.
– Не зайдешь? – тихо спросила она. – Мне… страшновато… одной и так паршиво.
– Нет, не зайду, – твердо сказал он. – Удачи тебе! – И нажал кнопку лифта.
«Почему так колотится сердце? – подумал он. – Ведь все давно прошло – столько лет! Мы совершенно чужие люди. Я все про нее знаю. Все. И от этого мне должно быть легко и просто. Я знаю, какая она, и она не изменилась. Люди ведь не меняются».
Он плюхнулся на заднее сиденье, чтобы не общаться с шофером, уткнулся в воротник куртки и стал смотреть в окно.
Новый год. Надо лететь домой. Какой он дурак, что взял билет на следующую неделю. Снова надо менять. Бежать, бежать из Москвы. Только так он спасется.
Завтра он улетит и Новый год будет встречать дома. Новый год все встречают дома, так положено. И у него есть дом, какой-никакой, а дом. Но как же паршиво на сердце! Как гнусно. Настя. Но почему она не приехала с матерью?
Хотя ответ ясен – кто он ей? Отец? Нет. Чужой человек. Вот как сложилось. Плохо сложилось. Точнее – не сложилось. Не получилось. Ничего, ничего не получилось в его жизни. Сам виноват – упрямый дурак. Гордыня заела. Мама была права, как всегда.
Шофер бормотал что-то себе под нос и чертыхался:
– Каток! Блин, ну полный капец! Просто заносит, тормозить не могу! Вообще тормоза не реагируют! Капец, блин, полный капец!
Ну и так далее. Лагутин прикрыл глаза. «Как я устал! – подумал он. – Просто невыносимо, нечеловечески устал за эти несколько дней. Какое счастье, что скоро новогодние каникулы, которые все проклинают, в основном несчастные жены, вынужденные стоять у плиты и видеть помятые рожи мужей. Но только не он, Лагутин. Уж он-то стоять у плиты не обязан. А вот зимний лес, лыжи и просто прогулки ему обеспечены. Можно смотаться в город, сходить, к примеру, в театр. Или просто посидеть в кабаке, например, с Илюшкой Ревзиным. Илюшка молчун, как и он сам, проблемами не грузит, выпивает в меру, правда, любит пожрать. Но это не недостаток. К тому же любит готовить – замутить какой-нибудь сложный плов или лагман. Или шурпу. А еще можно пойти в лес на шашлыки всей честной компанией. Вот это дело! И еще стоять у окна и наблюдать за белками и снегирями. Снегирей в Городке полно – усядутся на голые ветки, словно помидоры из банки. А белки! Прыгают по сосне, что в аккурат возле лагутинского окна. А самое приятное в этой истории – просто рухнуть на любимый диван и валяться до бесконечности – читать, дремать, слушать музыку. Он представил себе все это и даже слегка улыбнулся: «Домой! Как же я хочу домой, господи!»
Ехали медленно, шофер продолжал чертыхаться. В кармане запищал мобильный. Лагутин вздрогнул от неожиданности и вытащил телефон.
Даша. Не брать? Он медлил. А как не взять?
– Да, – раздраженно сказал он, – что-то случилось?
– Лагутин, мне плохо! – Она захлебывалась в слезах. – Ну пожалуйста, приезжай, умоляю тебя, приезжай! Мне страшно одной в этой квартире! Лагутин, ты меня слышишь? Я тебя умоляю! Я слоняюсь тут и вою волчицей! Ну, что ты молчишь?