Потом звонила деду:
– Спасибо, побаловал!
Дед усмехался:
– Деньги нашла? Там же, в пакете, где сыр! – И напутствовал: – Матери не показывай, храни у себя. Пусть поумерит свою гордыню, дура такая!
Начинал осторожно выведывать у внучки про семейные дела: что там да как.
Тогда еще были живы и ее непутевый дядька, и надменная бабка…
Мать продолжала вариться в своих дурацких увлечениях и пустопорожних романах… И дед был почти здоров и полон сил, господи…
И все были живы, все…
Дед однажды поинтересовался:
– А как тебе Димка? Хороший парень, да?
Она удивилась:
– Ты о чем? Какая мне разница, хороший он или плохой? Мне до твоего Димки…
Дед покачал головой:
– Ну и зря! Хороший он парень, надежный! Не то что этот твой… Ханжа и зануда.
– Дед, отстань! – засмеялась она. – Ты что, меня сватаешь за своего курносого Димку?
Дед крякнул и махнул рукой:
– А что тебя сватать? Когда у тебя нет мозгов?
Так что ж получалось? Прав был ее муж! Никого не сделали дедовские деньги счастливыми, никого…
И все же критику пресекала тут же, на корню: сюда вот не лезь – вход воспрещен!
Всю жизнь помнила дедовы слова: «Сильным достаются слабые. И наоборот. Такой вот закон природы, равновесие».
Ну, и получалось, что все справедливо – ей достался не предприимчивый, но приличный и хороший муж.
И хватит рассуждений на эту дурацкую тему – в конце концов, зарабатывает тот, кто умеет! Все.
* * *
И снова про зебру. Дед Семен умер именно в черную полосу. Именно тогда, когда ее здорово шарахнуло с бизнесом. Катька пошла в первый класс, и тяжело заболела мама. Всё в кучу, всё как всегда: пришла беда – открывай ворота. Можно и не открывать – все равно все просочится, прорвется, прошмыгнет и пролезет. Неприятности никогда не идут в обход – всегда ломятся напрямую и деликатностью не отличаются.
Деньги что? Ерунда. Важно другое: вот именно в тот, бесконечно сложный момент она и поняла окончательно: рассчитывать ей больше не на кого. И посоветоваться не с кем: деда уже не было, а все остальные…
Тогда она и стала окончательной главой семьи: внегласной, конечно. Вслух это не произносилось – ни-ни!
Но даже безвольная мать в период просветлений ей пеняла:
– Да что ты с ним, со своим Витей, как с писаной торбой? Обидеть боишься?
Чья бы корова! Хотя…
Леля боялась. Боялась за его, видите ли, гордыню. Ущемить боялась. Унизить. Показать, кто в доме хозяин.
Дура, конечно… Но раз уж так повелось…
Ладно, что вспоминать и ворошить. Виктор – близкий человек, муж и отец ее единственного ребенка. Любимый мужчина.
Кстати, когда умер дед Семен, он ее совсем не поддержал. Да и в болезни матери тоже. Простила. Снова простила. Убедила себя: муж ее деда никогда не любил, слишком разные люди. С похоронами тогда помог Димка, дедов водитель. Водителем личным он в то время быть перестал – дед в водителе почти не нуждался. Если было нужно, возила тогда его она, внучка. Когда умер дед, она растерялась. И тут возник Димка – как Хоттабыч из лампы:
– Лариса Александровна! Вы не волнуйтесь – я все сделаю сам, дядя Семен будет доволен!
Последние слова были нелепыми и даже смешными: «Будет доволен!» Но так и вышло – все было организовано четко и грамотно. Дед бы точно был ими доволен. На Димку, уже повзрослевшего и заматеревшего, Леля, конечно же, внимания не обратила. Во-первых, не та ситуация, а во-вторых, тогда еще сильно и горячо любила мужа. Но – отметила мимоходом – Димка облагородился, научился выбирать одежду и стрижку, и его простоватое лицо было добрым и милым. Участливым. Вообще, он был настоящим. Надежным.
Спросила у него тогда, в основном из вежливости, не из интереса:
– Ну как вообще? Женился?
Он скупо кивнул:
– Все в порядке.
Углубляться не стал. Леле это понравилось: такая душевная чуткость. Понимал ведь, что спросила она для проформы, даже не из любопытства.
Когда прощались на выходе из ресторана, где проходили поминки – на которые, кстати, пришло много народу, – Леля его чмокнула в щеку.
– Спасибо, Дим! Что бы я без тебя… – И хлюпнула носом.
Заметила – Димка, уже зрелый и взрослый мужик, прошедший Афган, залился краской и отвел глаза. Приобнял ее и губами дотронулся до ее волос.
Машинально отметила, что у него дрожали руки.
Она человек благодарный, это уж точно. Добро помнит всегда. Ту Димкину неоценимую помощь запомнила. После этого она не видела дедова шофера много лет. Встретились случайно, мимоходом, лет через семь или восемь. Столкнулись на выходе из Даниловского рынка.
Леля, как всегда, торопилась – заскочила купить копченой рыбы на день рождения мужа, тот ее очень любил. В дверях ткнулась в грудь высокому мужику и подняла глаза – извиниться.
На нее смотрел улыбающийся Димка.
– Ну, Лариса Александровна, вы уж поосторожнее, а?
Она смутилась – была в полном беспорядке, без косметики, в дурацкой Катькиной шапочке-чулке на голове.
– Ой, Дим! Вот так встреча!
Была рада и поболтать, но углядела его спутницу – высоченную девицу с ярко-рыжими волосами и зеленющими, какими-то ненастоящими глазами – наверняка в линзах.
Девица посмотрела на нее с презрением: какая-то ошалелая и зачуханная тетка. С удивлением взглянув на кавалера, она протянула:
– Дим, ну пойдем!
На том и расстались. Леля торопливо пролепетала «пока!» и выскочила на улицу.
Через год она заказала деду шикарный памятник, высоченный, из дорогого черного габро, с красивым портретом. Дед получился почти красавец, возвышался над всеми «соседями». Снова глупость и детскость, да. Но Леля знала, как он всегда комплексовал по поводу роста – мелким был, неказистым, ниже бабки на полголовы. Муж, конечно же, усмехнулся и осудил: к чему такая роскошь, кому это надо? Но вмешиваться не стал. Спасибо на том.
Из той черной полосы она выбиралась тяжело. Но выбралась, выскреблась, выкарабкалась, воскресла, вознеслась – как птица феникс. И запомнила на всю жизнь – когда мужу похвасталась, что все обошлось, тот ухмыльнулся: ты всегда вылезешь, наследственная способность! И в этих словах были и насмешка, и сарказм, и брезгливость.
Обиделась? Да. Простила? Конечно. Запомнила? Тоже – да. На всю жизнь.
С каждым годом выкарабкиваться становилось все тяжелее и тяжелее. Возраст, усталость? Все вместе.
А тут снова навалилось. Да как, господи!
