«Да уж, достался мне клиент!» — подумал я в сердцах.
— Если бы он лежал в могиле, все было бы гораздо проще, — произнесла актриса и хихикнула. Она смеялась так, словно сама не знала отчего, и от этого мне стало не по себе.
— Вероятно, она смеялась сама над собой, — сказала Мэт, поднося к губам бокал, на дне которого таяли кубики льда.
Мэт всегда, когда пьет теплый коктейль, делает вид, что смакует его.
— Мне так не показалось.
— А что, по-твоему, она высмеивала того, кого искала? Ей было смешно, что его не оказалось ни на острове, ни в Чайнатауне?
— Это было какое-то необъяснимое веселье. Так, знаешь, словно она увидела, как старуха поскользнулась на банановой кожуре и бухнулась прямо перед ней. Конечно, ей стало бы смешно, но только потому, что это напомнило бы ей о чем-то таком, не связанном с упавшей старухой.
— А не кажется ли тебе, что она воспроизводит какой-нибудь этюд, что задают в «Акторс-студио», а?
— Что еще за «Акторс-студио»?
— Театральный курс. Участвуют двое студентов. Они читают сценарий, что-нибудь из классики вроде Шекспира или Теннесси Уильямса, потом выходят на сцену и интерпретируют его как заблагорассудится. Я могу сыграть что-то из Шекспира или изобразить на сцене ломку наркомана, не имеющего и понятия о Шекспире.
— Но играют ведь двое, так?
— Ну да.
— Но тогда другой может не понять своего партнера.
— Ну, тот, кто начинает импровизацию, имеет, конечно, преимущество, но такие курсы очень полезны для уяснения связи между реальным действием и действием, прописанным в сценарии.
— Гм, теперь я понимаю… Я что-то такое в ней почувствовал…
— А с орхидеями получилось уже после острова? Ах да, орхидеи.
Такое отвращение я испытывал всего два раза в жизни. Первый раз, когда воткнул стеклянную иглу в брюшко паука в период откладывания яиц; а второй — когда увидел, как собака несла в зубах дохлую кошку, кишащую червями.
Прочесав во всех смыслах этого слова Чайнатаун, а потом проведя два часа на катере, уставшие, мы вернулись в гостиницу. Холл отеля был забит народом, как метро в часы пик. Люди сновали взад и вперед, толкались, желая попасть в знаменитый буфет. Актрису то и дело кто-то задевал плечом, и она раздраженно косилась и яростно сверкала глазами. А я все размышлял о том, на кого же должен быть похож человек, ради которого такая женщина бросила все и отправилась на его поиски. Вдруг меня окликнул господин Дункан, управляющий:
— Эй, Такэо, тут счет для тебя!
— Какой счет?
— Зайди в кабинет, — увидишь.
В фирме, на которую я работаю, есть правило — работать без предварительной оплаты. Это касается билетов на паром, на площадки для гольфа и на приобретение сувениров. В принципе это правило распространяется и на покупку орхидей. Мы ездим с цветами даже в Японию, заказчику достаточно указать лишь имя и адрес получателя. Разумеется. Такие расходы включаются в общую сумму платежа за услуги при подведении окончательного расчета.
Когда я взглянул на протянутый мне листок, меня едва не вырвало съеденным дурианом.
Пятьдесят тысяч сингапурских долларов, то есть три с половиной миллиона иен!
Я бросился в «Кеннедиз-сьют». Актриса застыла напротив дверей, а потом сделала жест рукой, означавший: «Давай скорее!» Вся комната утопала в орхидеях. Если бы сэр Роберт Кеннеди увидел такое, он бы умер гораздо раньше от сердечного приступа. В комнате, как обычно, стоял диван и американский бар. Все свободное пространство было покрыто цветами разных оттенков и размеров. Кровать с балдахином, вход в ванную, пол, за исключением небольшого пространства вокруг плетеного кресла, — все было уставлено квадратными горшками. В ванной и на подоконниках тоже стояли цветы, и их красные, белые, желтые лепестки слегка трепетали. Я часто заморгал, мне сделалось дурно.
— Посмотрите! Я думаю, что он где-то здесь, в городе. Это же он прислал цветы!
Актриса смеялась, словно школьница, принесшая из школы отличную отметку, за что родители купили ей вожделенную игрушку.
— Вы хотите сказать, что эти цветы прислал тот человек, которого вы разыскиваете?
Я быстро сунул в карман счет на пятьдесят тысяч сингапурских долларов. Продолжая смеяться, актриса запрокинула голову и стала смотреть на бесшумно вращающийся потолочный вентилятор. Взгляд ее был исполнен такой нежности, какую я и не подозревал у подобной женщины. Мягкий, приветливый… Мне стало страшно. Я спросил, не нужно ли выключить вентилятор. Но актриса покачала головой и ответила:
— Когда я вхожу в пустую комнату или когда просыпаюсь посреди ночи, а он начинает вращаться… Он похож на маленького зверька. Вам не кажется, что он что-то бормочет?
Я закончил свой рассказ. Не помню уж, что сказала мне Мэт, — в моей памяти остались только последние ее слова:
— Эта актриса, должно быть, очень одинокая женщина… Я тоже так думаю.
СИНГАПУР. МОЭКО ХОММА
Как только я увидела очертания города в иллюминаторе самолета, мысль о том, что он находится где-то там, внизу, вызвала во мне прилив такой щемящей грусти, что долго сдерживаемые слезы едва не брызнули из моих глаз. Но даже когда слезы застилают мне взор, я не плачу, точно так же, как я умею сдерживать рвоту, когда уже подкатило к самому горлу. Я не заплакала и в этот раз.
В аэропорту я забрала свой багаж и прошла через досмотр. Встречающего нигде не было. Дело в том, что я воспользовалась услугами гида в этом глупом туристическом агентстве. И куда же он запропастился? Эта турфирма — самая дорогая в Сингапуре. Обращаясь к ним, я полагала, что за такие деньги они выполнят любую мою прихоть и даже не поморщатся. Есть такие дурачки, которые думают, что чем шикарнее место, куда они отправляются, чем дороже они платят, тем выше будет качество обслуживания, питания и всего прочего. Но это совсем не так. Единственное, что имеет смысл, — это гарантии. Гарантия сохранения в тайне подробностей вашей личной жизни и гарантия удовлетворения ваших капризов.
Как бы то ни было, в такой неаккуратности моего гида оказалась и положительная сторона. По крайней мере мне удалось справиться со слезами. Те гиды-японцы, с которыми сталкиваешься в Париже, Лондоне или Риме, ни к черту не годятся. Они просто не могут жить в самой прекрасной стране в мире, в Японии. Подходит к тебе этакая квашня и произносит: «Добрый день, мадам, я приехал за вами!» — и мои слезы чистейшего золота мгновенно обращаются в ржавчину.
Я вышла из здания аэровокзала, думая поймать такси, и сразу же почувствовала, как же здесь жарко и влажно. Впечатление было такое, словно ко мне прикасаются тысячи рук уличных попрошаек. Ну и как же перенести все это, если не помогают ни шелковое белье, ни шелковые чулки, ни платье из того же шелка? Тут приходится следить не только за слезными железами, но и за тем, чтобы не вспотеть.
