Поляковы и их маленькая дочка, старше меня на два года, приняли меня к себе в семью как родного сына. А в ответ… я влюбился в их дочь. Настолько сильно, что в конце решил сбежать от неё. От любви своей отказаться, от страсти, что одолевала меня каждый раз, стоило ей оказаться рядом.
Бросил в самую трудную минуту в их с Леной и мамой Таней жизни, что до сих пор не могу простить себя за этот поступок. Если бы тогда я так не поступил, если бы не сбежал, возможно, сейчас все было бы по-другому. Возможно, Елена не ушла бы так далеко от своей матери, и её сейчас не ранили бы.
Бросаю короткий взгляд на парня. Черты лица материнские, а коротко стриженные волосы — черные. Видимо, цвет волос у него от отца. У Лены они кудрявые, рыжие. Непослушные. Еще у нее милые веснушки на носу.
— А мама где? Она не приедет? — я не думал, что Тимур так скоро поинтересуется мамой.
И что мне ему ответить? Сказать правду я просто не могу.
Сжал кулаки. И куда, спрашивается, делся его отец? Сбежал? И отец ли приходил его забрать?
— Она скоро вернется, а до тех пор ты побудешь со мной.
— А куда она ушла? И почему без меня?
Мы оказались на улице, когда он засыпал меня вопросами, на которые я был не в силах ответить. Потому что я не знал, когда очнется Лена.
Увидев мою тачку, мальчик пришел в восторг. С открытым ртом и с детским восторгом, он рассматривал машину.
— Вау! Это точно твоя тачка, дядя Андрей? — не унимался он, бросив рюкзак на снег.
Подобрав со снега его вещь, бросил на заднее сиденье, а Тимуру открыл переднюю дверь.
— Хочешь покататься?
Это было лучшее решение, чтобы переключить его внимание.
Глаза Тимура заблестели.
— Хочу! — воодушевленно сказал, и быстро забрался внутрь.
Глава 26
Андрей
Приехав в посёлок, я остановился в небольшой гостинице, которая находилась в нескольких километрах от больницы. Конечно, это не сравнится ни с домом, ни с отелями в городе, но тут я не имел ничего против. Нужно было где-то переждать ночь. Да и пацана оставить.
— Ого, а тут миленько, — Тимур, мне трудно называть его по имени, прошел внутрь, бросил рюкзак на кровать.
Я усмехнулся, налил себе виски. Потом все же решил обойтись без него в присутствии мальчика. Обойтись лишь водой.
— Голоден? Заказать тебе обед?
Я вообще не представляю, что едят пацаны его возраста. Что ему позволяет Елена, а что нет.
— Можно пиццу? Мама не разрешает мне её, только кусочек, можно?
Возможно, я делаю неправильно, но иду у него на поводу. Заказываю пиццу в номер, а также что-то легкое из салатов и ресторанную еду. Во время обеда то и дело бросаю взгляд на телефон. Не хочу пропустить, если доктор позвонит.
Мне позвонили только через час. Чтобы сообщить, что нужно срочно сделать операцию. И вызвать родных, если есть.
Посмотрел на спящего в кровати, Тимура и мое сердце болезненно сжалось. Я понимал, каково это остаться одному в этом мире. Без родителей. Без поддержки. Но мне стоило сделать лишь один звонок. Один звонок – и у него будет любящая бабушка.
— У неё во время операции была остановка сердца. К счастью, сейчас она вне опасности. Её жизненно важные органы стабильны, но состояние по-прежнему тяжелое.
— Сколько? — Я отлично понимал, что только чудо сможет спасти Лену. Мужчина молчал, только опустил голову.
— Мы наблюдаем за ней.
Елена очнулась к вечеру. Мне с трудом, но удалось встретиться с ней. А она лежала, едва дыша с помощью кислородной маски. И смотрела прямо в мои глаза. Полными слез глазами, чем душу мою выворачивала наизнанку.
Я не помню, как быстро сократил расстояние между нами и упал на колени перед ней, взял её холодную руку в свою. Согревал её.
— А-андрей? — с трудом произнесла мое имя и слезы покатились по щекам.
— Привет, — я, как и пятнадцать лет назад, целовал её руку, боясь сделать ей больно. Сердце сжималось от боли при виде её.
— Тим... — прохрипела она.
— С ним все в порядке. Не волнуйся о нем, — заверил, успокаивая её. — Ты не напрягайся и не говори ничего. Тебе нельзя.
Она, несколько раз моргнув, отвела глаза. Отведённые доктором пять минут истекали, но я понимал, что должен что-то говорить. Я не хотел думать, сможем ли мы завтра увидеться. И Елена будто знала это. Она молчала, только пыталась сжать мою руку.
— Я-а... с-скучала, — на вдохе, чем еще больше делала мне больно.
Чувство тревоги усиливалось.
— Я тоже! Я тоже скучал, Лена. По тебе, по маме и папе, — уверял, горячо шепча.
На языке вертелись тысячи вопросов. И самый главный: кто так поступил с тобой? Но понимал, не стоит сейчас на неё давить, обременять разговорами.
Но всё же меня не покидало чувство тревоги. Я чувствовал надвигающую беду. Или просто понимал.
Мы молчали, только звуки аппаратов нарушали тишину в палате. Пока они не стали еще громче, а глаза Елены медленно закрылись. Вскочив с колен, нажал на кнопку рядом с постелью, вызвав лечащего врача.
В палату вбежали сразу две медсестры и Роман Александрович. Выгнав меня и закрыв дверь, они не выходили несколько минут. Опершись спиной о холодную стену, сжал волосы, оттягивая их назад.
Мне было невыносимо больно. Я знал, черт его дери! Понимал, что шансы, что она выживет, невелики, но все же верил! И теперь в который раз сука судьба доказывала мне, что ожидание всегда боль!
Я уже без слов доктора понимал и знал — Елену не спасти. Но я не собирался так просто оставлять её убийцу в покое. И в руки полиции не сдам! Потому что лично своими голыми руками убью эту мразь! Он, кем бы ни был, за всё ответит!
— Запишите время смерти.
Как приговор, услышал слова Романа Александровича, когда одна из медсестер открыла дверь.
Я тихо скатился вниз по стене, сдерживая рвущиеся наружу крики и слезы.
Несмотря на то, что я мужчина, а мужчины не плачут, мне хотелось плакать. Душа металась в агонии, дыхание перехватывало! Больно! Очень, как никогда больно!
Я потерял её! Ту, что обещал защищать всю жизнь. Не смог.
* * *
Я увез Елену, чтобы похоронить в родном городе. Я не хотел, чтобы она осталась здесь одна. Решил похоронить рядом с отцом. Мальчику я пока ничего не говорил. Понимал, делаю неправильно, умолчав.
Оставив его вместе с Германом, лично поехал за мамой Татьяной. Я не желал, чтобы она от постороннего узнала о смерти дочери.
Приехав в район, где она жила, где прошло мое счастливое детство, я не сразу отважился подняться к ней. Одну за другой курил сигареты, пока не сказал самому себе твердое «Стоп!». Дальше тянуть было нельзя. И неправильно. Мама Таня как никто другой должна была непременно узнать правду. Правда, я не знал, как она отреагирует на меня.
