Я нахмурилась, вперив в неё взволнованный взгляд:
– Он не уехал навсегда, Кристин. Он не забрал документы со школы, не предупредил отца, значит не уехал.
Молчание.
Я всмотрелась в лицо Кристин. Ее влажные ресницы дрожали, а брови собрались у переносицы, словно она всеми силами пыталась что-то сдержать внутри себя. Она морщилась, сжимая голову. Колени подтянула к груди. Тяжелое дыхание заполняло комнату. Я опустилась на колени, напротив подруги, и взяла её руки в свои.
– Кристин…
В горле пересохло, как только звонок телефона разрезал тишину. Я одернула свои руки, нервными, ломаными движениями нащупывая в кармане телефон. На экране высветилось сообщение от Люка.
– Он уехал?
Глухо спросила Кристин, и я встретилась с полным надежды взглядом. Она затаила дыхание.
– Н-нет… не совсем, его нет ни дома, ни в квартире. Люк едет в загородный домик, где мы ночевали, думает Дилан там.
Что-то во взгляде Кристин изменилось. Она горько хмыкнула, качнув головой, и поднялась с пола, помогая себе руками.
Хруст.
Она прохрустела пальцами, прежде чем вцепиться ими в края раковины. Секунда. Решила посмотреть на себя, подняла взгляд из-под опущенных ресниц. Шмыгнула носом, разглядывая свои красные, раздраженные глаза. На лице отразилась ярость, и она решительно отвернулась.
– Я должна поговорить с Марком, – её голос надломился, был низким.
Я нахмурилась:
– Мы поговорим вместе, но не сейчас, – ответила, так же поднимаясь на ноги, – Ты слишком расстроена и можешь наговорить того, о чем впоследствии пожалеешь.
– О-о, – протянула она, а в карих глазах отразился злой огонек – не пожалею. Не сейчас.
– Если бы ты проживала эмоции, а не прятала их, то я бы поверила тебе, но сейчас… – я встала позади подруги, – сейчас ты многое скрываешь, в плане чувств. Сорвешься и все… поминай, как звали.
– Почему ты вечно считаешь, что я что-то скрываю?
– Потому что так было всегда. Ты никогда не рассказывала о плохом, а мне приходилось допытываться, чтобы пробиться через твою броню. Но так не должно быть! Ты должна проживать эмоции. Они возникают внутри тебя, и ты не имеешь права их глушить. Эта боль живет в тебе, вместо того, чтобы родиться и умереть, – мой голос все громче, – Ты пытаешься казаться сильной, делаешь вид, что все под контролем, но это не так! Ты должна поплакать, вывалить все это, чтобы не держать в себе, поделиться с кем-то, но ты молчишь. Скрываешь даже от меня.
Кристин растерянно заморгала, встретившись с моим взглядом в отражении зеркала. Мгновение она стояла почти не дыша, но силы её все-таки покинули и она схватилась за волосы, кривя губы в улыбке. Пугающей улыбке.
– Я просто… – она качнула головой, поджав губы, – ты видишь это?! – задрала рукава красной толстовки и развернулась ко мне, – это то, что я заслужила. Все эти отметины. Они не просто так… они…
–Кристин, – отдалилась, осматривая запястья под механическим светом, – Здесь ничего нет. Что за отметины?
– Синяки, Алекс, вот они, – она тыкнула в белую кожу, обрисовывая что-то, – вот этот и этот, – сжала слезящиеся веки, обессиленно опустив рукава, – это все осталось после Птицы и я чувствую, что… что на мне отыгрались. За прошлое.
– Но на тебе нет синяков, дорогая.
Мы посмотрели друг на друга, словно испытывая, и Кристин сдалась первой, раздраженно поджав губы:
– Ладно, закрыли тему.
– Нет, – фыркнула я, задрав рукав свитера, – Что ты здесь видишь?
Кристин сжалась, умоляюще смотря на меня, но я повторила, указав на белую и чистую кожу:
– Что ты здесь видишь, Кристин?
– Синяк. Их много. По всему телу.
Я прищурилась, вновь осматривая руку:
– Здесь ничего нет, белая кожа, – развернула Кристин к зеркалу, подняв глаза на наше отражение, – никаких синяков, приглядись.
Кристин прищурилась, тщательнее разглядывая кожу, и спустя время вздохнула.
– Это не смешно, потому что я их вижу. Четко, – нахмурила брови, немного задумавшись, – Хочешь сказать, что после нападения Птицы у меня не было ни одного следа?
– Были, но все зажили. Прошло почти две недели.
– Но я их вижу! – возмутилась она, сорвавшись на крик.
– На твоем теле нет никаких следов.
Отпустила руку, позволив Кристин разглядеть себя. И она вновь сделала это, с большим подозрением. Наклонила голову, поглаживая участок кожи, после чего обняла себя за живот.
– Что со мной не так? – прошептала, сдерживая слезы.
Я разглядывала испуганное лицо подруги в отражении зеркала, только сейчас осознав, почему Кристин отказывалась от своих любимых коктейльных платьев.
– Может, ты видишь отметины на подсознательном уровне? – предположила, аккуратно коснувшись спины подруги, – Хочешь, поговорим об этом с моей мамой?
Кристин замкнулась, качнув головой:
– Нет, – слабая улыбка появилась на губах, – еще упекут в психушку.
Она всегда пыталась спрятать свои эмоции как можно глубже. И это получалось. Когда мы стали доверять друг другу, Кристин через силу открывалась мне. Показывала грусть или боль. Но никогда не позволяла помогать. А я не позволяла закрываться от меня полностью и пробивалась через стену, которую так усердно выстраивала подруга. Но сейчас. Она должна открыться мне сама, иначе мы не справимся.
– Прежде, чем говорить с Марком, – подошла к Кристин ближе, перехватив её пустой взгляд, – поговори со мной.
Восемь месяцев назад
8:17
В переполненном кабинете было на редкость шумно. Отчасти я была той, кто создавал большую суматоху своим громким голосом и привычкой стучать по парте. Именно из-за этого одноклассники спорили, перебивая друг друга. Изначально они зацепились за мой стук, но со временем это перешло в обсуждение чавканья.
– В Японии без этого никуда! – возмущенно воскликнул Моралес, со свойственной испанцам горячностью.
– Ты не в Японии, придурок, – это Марк.
Шепот, недостаточно громкий, чтобы услышали все желающие, раздался недалеко от меня:
– Тогда почему у него желтое лицо? И глаза… ты хоть видишь, сколько пальцев я показываю, – Сесилия показала средний палец, с наигранным удивлением продолжив, – злишься. Значит видишь.
Краем глаз я проследила за тем, как Алекс улыбнулась, прислушиваясь к спору. Я раскрыла рот, чтобы сказать ей что-то, но появление нового знакомого привлекло мое внимание.
В дверях показался Дилан.
Интересно, сегодня особое утро, или ходить с хмурой миной вместо лица – это его стиль жизни?
