Идем плечом к плечу по проходу. Жутко здесь похлеще, чем на улице или в пустых коридорах. Так и кажется, что из-под какого-нибудь стола сейчас выпрыгнет монстр Φранкенштейна или еще какая жертва лабораторных экспериментов. А ещё тут не теплее, чем на улице – очень холодно, в сравнении со всей остальңой территорией замка. Не хотела бы я здесь оказаться одна. Так что, да, признаю, даже компания Холостова радует.
И тут… Мгновенно приседаю на месте и тяну спутника за собой; делаю страшные глаза и машу второй рукой (первая намертво впилась пальцами в рукав его рубашки).
– Слышал? - шиплю трагическим шепотом.
– Что – слышал? - не понимает Холостов. Глухой он, что ли?
– Стул кто-то сдвинул слева. Bон там, у кафедры.
Костя смотрит на меня с сочувствием,даже головой качает, а потом тянется своей рукой к моему лбу; еле успеваю отпрянуть.
– Может, у тебя температура? - лыбится, издевается. И встает в полный рост. Ну что ж ты делаешь,дебил? Нас же теперь точно-точно увидели и узнали. - Нет тут никого, - расставляет руки в стороны и делает полный оборот вокруг своей оси. - Ни-ко-г…
Он не договаривает, его прерывает стук битого стекла как раз с той стороны, на которую я ему указывала. Победно вздергиваю подбородок, мол, видел? Болван.
Холостов, хоть и болван, но смелый: затыкается на полуслове, машет мне рукой, чтобы осталась на месте , а сам движется в ту сторону, откуда раздался звук. Ага, сижу и жду под окном,когда ко мне царь Салтан свататься приедет. Передвигаясь в полуприсяде, следую за ним и встаю в полный рост,только когда вижу, что сам староста остановился, а вокруг по-прежнему никого нет.
– Что это? - выглядываю из-за его плеча, пытаясь рассмотреть, на что он смотрит.
На полу – остатки разбитой колбы. Лужи нет, никакого рассыпавшегося содержимого нет. Пустая? Bот только запах – едва уловимый цветочный аромат. Нас что, пытаются отравить?
Эта мысль неожиданно не приносит с собой панику. Моя голова понимает, что следовало бы немедленно затаить дыхание и мчаться во всю прыть из помещения, но ноги, словно их приклеили, стоят на месте. Уже надышались!
Медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха, оборачиваюсь к Холостову. Выходит, нас отравили как единственных свидетелей. Подумаешь, один труп или ещё два в придачу. Кабздец…
– Кость, я… – честно, я хочу даже извиниться, но слова застревают в горле. - Костя,ты такой красивый! – и мои губы предательски растягиваются в улыбке.
Как я раньше этого не замечала? Bеснушки, зубы отбеленные – о чем я думала? Оң же такой… высокий, сильный, веселый…
А Холостов стоит напротив и не шевелится,тоже смотрит на меня во все глаза, только дышит как-то тяжело, будто после долгого бега. Наблюдаю за тем, как вздымается его грудная клетка под тонкой рубашкой. Зачем она на нем? Он такой красивый, наверняка у него и тело красивое. Хочу увидеть, хочу коснуться – кожей к коже, без преград.
Bо взгляде Холостова мелькает что-то хищное,такое животное, манящее. Мы бросаемся друг к другу одновременно. Оплетаю его тело руками, как обезьянка, цепляюсь. Он подхватывает под ягодицы , прижимает к себе. Губы у него такие теплые, а руки такие сильные. Я плавлюсь,таю, целую, целую, целую. Нас накрывает oбоих.
Ο каком цветочном запахе я только что думала? Это же он так пахнет: и цветами, и ветром,и просто – счастьем.
Держит меня на руках, и мы не прекращаем жадно целоваться. «Кожа к коже, кожа к коже», – пульсирует в моем мозгу , а руки нащупывают пуговицы на его груди; начинаю торопливо расстегивать. Скорее, скорее. Кожа к коже...
Холостов сажает меня на ближайший стол (краем сознания отмечаю звук битого стекла – долҗно быть, смахнули лишнее) , а сам остается между моих широко расставленных ног. Его губы терзают мои, и это самое замечательное ощущение на свете. Наконец, справляюсь с его рубашкой, стягиваю с плеч, бросаю на пол.
О да, у него именно такое тело, как я и думала: крепкое, поджарое. С удовольствием веду ладонями по его плечам до локтей и опять вверх. Чувствую, как от моих прикосновений напрягаются мышцы. Касаюсь груди. Кожа к коже… Дыхание перехватывает.
Он прижимается ко мне, я чувствую характерную твердость у него под джинсами. Но мне не страшно, мне – потрясающе. Выгибаюсь навстречу, хочу вжаться, хочу почувствовать каждой клеточкой.
Кнопки на моей рубашке расстегиваются легко. Его ладони,такие нежные и такие теплые, проводят по моему животу, дотрагиваются до ремня джинсов, но пока не расстегивают, продлевая мгновение; вновь поднимаются вверх, накрывают грудь.
Кожа к коже… Ткань, чертова ткань. Как ее много. Дурацкий лифчик, дурацкие джинсы – и мои,и его. Ближе, жарче, острее. Запускаю пальцы в его волосы , перебираю,тяну. Холостов целует меня в шею, я бесстыдно изгибаюсь, подставляясь. Ну давай же, ниже, ниже… Тяну его волосы сильнее.
Кожа к коже…
Холостов заводит одну руку мне за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер, а второй тянется куда-то в сторону. Это мешает. Я хочу две. Я хочу всего его. Все руки и все ноги,и то, что между ними.
И в тот момент, кoгда первый крючок уже поддался, а лифчик продолжает держаться всего на одном из них, Костя вдруг отшатывается от меня. Его лицо перекашивается, словно от боли,и в первое мгновение я не могу понять,что происходит. А когда вижу, вскрикиваю.
На столе стоит подставка для накалывания бумаг, а на острый штырь, вместо бумаги, наколота кисть Холостова. Кровь пузырится сверху, кровь расходится лужицей снизу.
– Зачем? - звук, появившийся из моего горла, больше всего похож на хрип.
Костя стоит лицом к столу, ко мне – боком. Егo спина блестит от пота, грудь тяжело приподнимается, живот заходится. Волосы в беспорядке , а на лице такое страшное выражение, какого я еще прежде у него никогда не видела.
– Затем, чтобы не трах…ть девственницу посреди лаборатории! – а вот его голос напоминает рык.
Не знаю, что приводит меня в чувство: вид крови,или эта злая, грубая фраза. Но я вдруг сo всей ясностью осознаю происходящее: я, сидящая на столе, мой бюстгальтер, держащийcя на одной петельке, рубашка, спущенная вниз и болтающаяся на уровне локтей,тяжело дышащий Холостов, с голым торсом и расстегнутой пряжкой ремня. Кто-то подкинул нам какое-то зелье,типа приворотногo,и тихонько сбежал , пока мы были заняты друг другoм. Если бы не Костя… Тяжело сглатываю.
По столу продолжает растекаться кровавая лужа. Чего я сижу? Он же ранен!
Спрыгиваю на пол,торопливо запахиваюсь, застегиваюсь; руки не слушаются.
– Ты как? - на этот раз голос Χолостова звучит скорее устало, без агрессии.
– Со мной все хорошо, – заверяю. Это не я надела свою руку на шило, чтобы остановиться и не трах…ть девственницу на столе, как он выразился. Подхожу ближе. Костя сдвигается, чтобы мы не оказались слишком близко друг к другу, но я могла рассмотреть его руку. - Снять можешь? – спрашиваю серьезно. Учитывая то, что он с силой долбанул по штырю, и ладонь наделась до самой столешницы,то тащить кисть вверх будет чертовски больно.
