– Спасибо, - благодарю, потирая полузажившие запястья. Боли больше нет, но чешутся нещадно.
– Ага, не болей, - отмахивается тот. Встает и начинает копаться в своем шкафу. - Ты уверена, что хочешь спустить случившееся на тормозах? - спрашивает, не глядя на меня.
– Уверена, - даже не задумываюсь.
Аршанская права, мы слишком ценные. Будет только скандал – и все. Кому oт этого легче? Мне – нет.
– Как знаешь, - наконец, находит искомое и перекидывает еще одно полотенце себе через плечо, подхватывает еще какие-то вещи. - Я тоже пойду в душ, - сообщает. – Ну и вонючая же эта краска.
Это точно, мне кажется, ее запах будет преследовать меня еще не один день.
– Может,ты одолжишь мне футболку,и я пойду к себе? - предлагаю.
Костя оборачивается уже на пороге ванной комнаты.
– Никуда ты сегодня не пойдешь, - заявляет твердо. - Если боишься, что буду приставать, лягу на пол. Но одну я тебя сегодня не оставлю.
Мои губы трогает улыбка. Ну рыцарь просто: и спас,и морду за меня набил,и лечит, и утешает. Я много чего могу сказать на тему собственной самостоятельности и отсутствия необходимости со мной возиться, но не говорю.
– Ладңо, – киваю.
Прищуривается, вероятно, удивившись такой покладистости.
– Ладно? - переспрашивает.
– Ладно, – повторяю.
А когда он скрывается за дверью и до меня доносится звук бегущей воды, запоздало понимаю, что на футболке и каких-нибудь шортах могла бы и настоять. Чего я сижу-то, как дура, в полотенце?
Воспоминание 114.
Наверное, мне стоило лечь спать. Ну и что, что в полотенце. Но я так и сижу на краю кровати и жду возвращения Холoстова. Глупо, конечно, но он мне нужен. Мне с ним спокойно. И сейчас я вряд ли усну, готова говорить о чем угодно, хоть о погоде, обмениваться колкостями, посылать друг друга в баню – что угодно,только не молчать и не чувствовать себя одной.
– Думал,ты спишь, - Костя появляется из ванной в одних пижамных штанах. Так и сижу, смотря на него снизу вверх,только губу нижнюю закусила. У него красивое тело, я еще в лаборатории оценила: тренированное, поджарое, а кожа гладкая, загорелая. Даже помню ее под своими ладонями,и от этого невозможно краснею. Только Холостов понимает мое смущение иначе. - Мне одеться? - спрашивает как-то растерянно.
Все правильно, вышел человек из ванной в своей комнате, как привык, уверенный, что гости давно спят. А я – нате вам! – сижу тут и пялюсь на него во все глаза, да еще и краснею. Бедный, видимо, он до меня и правда не имел дел с девственницами,и считает, что я должна испугаться и ещё потянуть резину.
Но я не боюсь.
– Не надо, – качаю головой.
Не знаю, как ему сказать, что я только что придумала совсем другое продолжение ночи вместо разговоров ни о чем, о которых только что размышляла, но при этом все равно хочу первого шага от него. Наверное, это и есть не поддающаяся мужскому пониманию женская логика. Самой смешно. И страшно. Но как там у Пушкина, «Пришла пора, она влюбилась»?
Уверена, что-то в моем лице все-таки выдает то, о чем я бесстыдно думаю. Костя чуть приподнимает брови, а я, осмелев, хлопаю по кровати возле себя. Глупо, конечно, как щенку какому-то, но он не обижается. Это же Холостов, он вообще на меня не обижается,и я просто тащусь от этого. От того, что не нужно кoнтролировать каждое свое действие или слово, можно просто быть – сoбой… и с ним.
Он садится рядом,и я на мгновение зависаю, гипнотизируя капли, сбегающие с его волос и катящиеся по груди. Мне хочется дотрoнуться до них до покалывания в кончиках пальцев. Но я не решаюсь. Да, я не современная, неопытная и трусливая, чего уж там.
– У тебя краска осталась на ключицах, – замечает Холостов.
– У меня и грудь вся синяя, - говорю.
Краску лили на макушку,и она стекала на плечи и грудь, к счастью, огибая лицо. С головы и плеч Костя убрал ее сразу, а остальное,то, что было под курткой, осталось.
Теперь его бровь поднимается выше. Причем одна. И я окончательно понимаю, почему он сравнил себя с минером. Тонкая грань между тем, чтобы дать девушке то, чего она хочет,и соблазнением неопытной пигалицы, которая наутро заявит о насилии и принуждении. Или еще лучше, струсит и начнет вырываться в процессе.
Киваю, не отводя взгляд и смотря прямо в глаза. И так же, не отворачиваясь, не глядя, развязываю полотенце.
Напряжение, оно просто витает в воздухе, делая его густым, осязаемым, вязким. Мне становится трудно дышать, когда Костя протягивает руку, но так и не дотрагивается, останавливает ладоңь в паре миллиметрах от моей кожи,так, что я уже чувствую ее тепло. Краска исчезает, будто испаряется, сначала сползает, стекается к центру, а потом начинает таять. Тяжело дышу, грудь вздымается, словно от быстрого бега. Как такое возможно? Он ведь меня еще даже не коснулся!
Касается. И одновременно целует. Почти как в лаборатории. Но лучше, острее, чувственнее. Подаюсь навстречу, обнимаю за шею, потом веду ладонями по плечам, по груди. Мне так это нравится, я, оказывается, так давно этого хотела.
Полотенце отброшено, а я каким-то образом оказываюсь у Кости на кoленях,и на мне нет даже лоскутка одежды. Но мне не стыдно и не страшно. Он все еще в пижамных штанах, вжимает меня в себя, однoй рукой продолжая исследовать грудь и живот, второй держа за затылок и не переставая целовать. Отрывается от моих губ, скользит своими губами по моей скуле, по линии подбородка, спускается к шее, прокладывает дорожку из поцелуев к груди. Выгибаюсь, откидываю голову назад и, когда Костя вдруг вздрагивает, осознаю, что со всей дури вонзила ногти ему в спину. Испуганно дергаюсь.
– Нормально все, - шепчет, возвращаясь к моим губам, а его рука плавно спускается вниз, выводя узоры на моем животе,и ниже… И я уже забываю о своей оплошности, растворяясь в новых для меня и совершенно крышесносных ощущениях.
– У тебя же презервативы есть? - подает голос последняя крупица моего мозга, еще не успевшая превратиться в кисель.
– Есть, - как можно так целовать и ржать одновременно? – Расслабься.
И я расслабляюсь.
Потому что доверяю.
ГЛАВΑ 26
Воспоминание 156.
30 июня 20... г.
Доверие – главное, что было между нами. Любить можно кого угодно, любого подлеца, если на то пошло. А вот доверять – далеко не каждому. Доверие… Нет ничего важнее доверия.
И его больше нет.
Любить – это одно. Любовь не исчезает мгновенно. А доверие – да. Стоит лишь раз солгать. А если уж лгать на протяжении нескольких месяцев… О каком доверии тогда может идти речь?
«Как? Как он мог? Так. Он!», - это бьется в моей голове, выворачивая душу наизнанку.
