Шла настоящая вакханалия. В храме Василия Блаженного и других церквах разворовали всю золотую и серебряную утварь, содрали оклады с икон, разломали раки с чудотворными мощами. Попытались грабить и Кремль, но тогда это удалось предотвратить вооруженным караулам. Кремль разграбят позже. При этом поляки зачем-то усиленно уничтожали съестные припасы, которые у них иссякнут через три месяца.
Укрепив свои позиции разгромом восстания, Гонсевский поспешил избавиться от потенциальных лидеров сопротивления. Был убит боярин Андрей Голицын, находившийся под домашним арестом. Гонсевский был не прочь убить и патриарха. Однако члены Семибоярщины упросили перевести Гермогена на подворье Кирилло-Белозерского монастыря в Кремле, где его стерегли 30 польских стрелков. По-прежнему не смея устраивать над патриархом соборного суда, который только и мог лишить его сана, Боярская дума передала управление делами церкви греку Арсению, архиепископу, не имевшему архиепископства.
Семибоярщина при поддержке наемников удержала Москву. Но в марте 1611 года русский народ окончательно отвернулся от «латинского» царя Владислава и присягнувшей ему столичной власти.
Тупик Первого ополчения
Не позднее 23 марта в предместья Москвы прибыл Прокопий Ляпунов с рязанцами. Запоздали Заруцкий с казаками и Трубецкой со служилыми людьми, их задержал стоявший у Калуги Ян Сапега.
Выступая к Москве, города, подбадривая друг друга и стремясь внушить противнику страх, преувеличивали сведения о своих силах. Ляпунов заявил, что на столицу шло сорокатысячное войско. По информации, которой располагали шведы от посланца Ляпунова, реально он вел на Москву шесть тысяч человек, среди которых профессиональных военных было крайне мало.
Но едва ополченцы подошли к городу, в их лагерь стали массово стекаться москвичи, оставшиеся на пожарище и искавшие спасения. Гонсевский 27 марта от Яузских ворот попытался потеснить силы ополчения у Симонова монастыря, но безуспешно. Понеся большие потери, наемники отступили.
В ночь на 1 апреля ратники ополчения, не встретив серьезного сопротивления, перешли Яузу и очистили от оккупантов почти всю территорию Белого города — за исключением небольшой части белгородской стены от Никитских до Чертольских ворот. Ляпунов, писал Буссов, «вернул обратно бежавших московитов, и на третьей неделе после мятежа, во второе воскресенье после Пасхи, они снова взяли Белый город, потому что нашим с таким небольшим количеством людей невозможно было его занимать и удерживать».
С наступлением весны, когда передвижение войск по стране было затруднено, наступила долгая и томительная пауза в военных действиях.
Кроме того, выяснилось, что земские лидеры не слишком доверяют друг другу. Ополчение, как замечал московский летописец, потеряло много дней из-за «великой розни вождей». Воеводам из разных городов не сразу удалось притереться и уладить местнические счеты. Но не это было причиной пассивности Первого ополчения.
Подавляющее большинство его бойцов, и так немногочисленных, не обладали военными навыками и были плохо вооружены. Для правильной осады крепости надо иметь многократный перевес в силах. А Китай-город и Кремль были первоклассными крепостями, которые никто и никогда так и не возьмет штурмом. Ни разу за всю историю. У Ляпунова и его сподвижников не было ни достаточного по силе войска, ни осадной артиллерии. И, напротив, на стенах Кремля и Китай-города стояло столько пушек, сколько никогда там не было — ни до, ни после. Ополченцам нечего было противопоставить этой огневой мощи.
Они изготовились к длительной осаде. У Яузских ворот и Николо-Угрешского монастыря встали отряды Ляпунова, на Воронцовом поле — казаки Трубецкого и Заруцкого, у Покровских ворот — костромские, ярославские и романовские полки. Нижегородские отряды князя Репнина вместе с владимирскими и муромскими частями «стояли по обе стороны у Сретенских ворот». От Трубной улицы к Тверским воротам расположились отряды подмосковных городов.
Король Сигизмунд надеялся, что после сожжения Москвы руководители Великого посольства проявят большую уступчивость. Но они настаивали, чтобы король соблюдал договор, заключенный Жолкевским: снять осаду Смоленска, после чего Владислав мог бы стать царем. Понимая бесплодность дальнейших переговоров, Сигизмунд в апреле просто арестовал московских послов.
В конце июня — начале июля часть нижегородских стрельцов и дворян была отправлена в составе отрядов Бахтеярова и Просовецкого в суздальско-переславские земли для защиты от направившихся туда войск Сапеги. Другая часть нижегородцев оставалась — до конца июля или позже — под Москвой. «Этот поход и долгое стоянье „в полкех“ под стенами столицы не могли остаться для них безрезультатными, — писал Любомиров. — В „общем соединеньи“ под Москвою значительно окрепли связи земских людей между собою, связи, завязанные еще во время общей борьбы против Тушина и подкрепленные междугородскими „обсылками“ в начале 1611 г.
Под Москвою средние слои тогдашнего общества впервые, сознав себя силой, попытались организовать свое правительство, начали принимать меры к водворению в стране столь желанного порядка. Здесь же земские люди встретились не как враги, а в качестве союзников в борьбе против общего врага с бывшими тушинцами, во главе которых стоял кн. Дм. Тим. Трубецкой, и могли ознакомиться с их стремлениями и настроением».
Поле контроля Семибоярщины стремительно сужалось. Из Кремля в ополчение ежедневно бежали дворяне, стрельцы, подьячие. Набирала силу новая власть, возникшая в повстанческом лагере. В апреле воеводы ополчения провели присягу в полках. Ополченцы принимали на себя торжественное обязательство:
— стоять заодно с городами против короля, королевича и тех, кто с ними столковался;
— очистить Московское государство от польских и литовских людей;
— не подчиняться указам бояр из Москвы, а служить государю, который будет избран всей землей.
Земские воеводы объявили о мобилизации дворянского ополчения и предписали всем дворянам явиться в осадный лагерь под Москву к маю 1611 года. Всем, кто уклонился бы от земской службы, грозила немедленная конфискация земельных владений.
Власть в ополчении осуществлял теперь постоянно действующий Земский собор, получивший название Совета всей земли. Собор выделил из своего состава руководящий орган, по традиции названный боярским.
Решения в ополчении принимались «по боярскому и всей земли приговору». В действительности бояр в ополчении было немного. Впервые большинство на Земском соборе принадлежало не боярам и столичной знати, а провинциальным дворянам. Наибольшим влиянием пользовался Ляпунов, ставший исключительно популярным как лидер освободительного движения.
Погрязший в долгих обсуждениях Совет всей земли решил сосредоточить исполнительную власть в руках «тройки» в составе думного дворянина Ляпунова и бывших тушинцев — представителя рода Гедиминовичей боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и бывшего тушинского боярина казачьего атамана Ивана Мартыновича Заруцкого. «Боярин из безродных казаков — такого еще не видывала Русь! — писал Скрынников. — Признав за Заруцким боярский чин, Совет земли тем самым признал казаков равноправными участниками ополчения. Образование триумвирата скрепило союз между земскими дворянами и верхушкой казачьих таборов».
