— Может, оставим его себе? — вдруг покраснел.
Краснели мы с сыном одинаково, только я не в пример ему чаще. Ох, с такой физиологией, как у нас, никаких эмоций не скроешь!
Ну, хоть жвачку Воронову в волосы сунуть не запланировал, или шампунь в карманы налить, уже хорошо.
Я еще раз присела рядом с сыном на кровать и отвела со лба жесткую рыжую челку.
— Стёп, не получится.
— Почему?
— Дядя Андрей сам с нами не останется, когда все вспомнит. У него другая жизнь, понимаешь? Не такая, как у нас. Он вообще за границей живет.
— Значит, мы ему не нравимся?
— Да не в этом дело.
— А в чем тогда? Мы же его не обижаем, мам?
Ну и как тут в двух словах объяснить?
Я наклонилась, обняла сына и поцеловала в щеку:
— Ты, золотко, тут точно ни при чем. Вот вырастешь и поймешь в чем дело.
— Это как с Марьяшей в школе, да? Когда она со мной сидеть не захотела? Я ее не больно дергал за косички и печенье давал, а она все равно ушла.
— Ну, — я грустно улыбнулась, — можно и так сказать.
И в кого он у меня такой умный? Но Степкина грусть невольно передалась и мне, с тем и вышла из детской.
Я нашла Воронова на кухне минут через пятнадцать. После того, как уже успела загрузить в стиральную машину вещи (между прочим и его футболки с бельем), принять душ, переодеться и завязать еще влажные волосы в пучок.
Он стоял у кухонного шкафчика, выставляя на стол чашки. Заметив меня, поднял голову и спросил:
— Что тебе сделать? Чайник только что закипел.
— Чай. Спасибо.
Я достала из холодильника продукты, хлеб, и принялась делать бутерброды. На завтрак со вчерашнего дня еще оставалось полпачки пирожных и разные вкусности, так что готовить особо было нечего.
Андрей налил себе кофе, нам всем чай, и остановился у моего плеча.
— Послушай, Даша, — на этот раз начал серьезно. — Кажется, я вчера отключился в самый неподходящий момент. Неудобно вышло, извини.
— Да все нормально. Я понимаю, что ты устал.
— Нет, не нормально. Со мной такого никогда не было.
Я подняла голову, ощутив, как по позвоночнику пробежал холодок — вдруг он все вспомнил? Встретившись с Вороновым взглядом, осторожно спросила:
— А ты откуда знаешь, что никогда? Ты что-то помнишь?
Он не смутился, хотя на секунду и сжал крепче губы.
— Нет, ничего. Но знаю! — упрямо настоял на своем. — Это не потому, что я тебя не хотел, слышишь? Только не думай так, для меня это важно.
Я предпочла нарезать сыр и укладывать его на хлеб, чем смотреть в голубые глаза.
— Хорошо, не буду, — согласилась. А что тут еще сказать?
— Вот и умница. Потому что в моих мыслях никого нет, Дашка, только ты!
На просторной кухне мы стояли вдвоем, но все равно стало жарко и тесно.
— С-слушай, ты вчера поздно пришел. Работу нашел? — попыталась я перевести тему. Отойдя от стола, подошла к сушилке, чтобы взять тарелки. — Может, расскажешь?
— Да, нашел, но временную. Сегодня тоже уйду.
— Но сегодня же суббота? — я повернулась и посмотрела на Андрея. — Разве сегодня тебе тоже надо идти?
— Надо. Мне не нравится ваша с Ритой одежда. К тому же, мы не в том положении, чтобы отдыхать. Да все нормально, не переживай! Я постараюсь сегодня освободиться к семи вечера.
— Но… Ты так и не сказал, что за работа.
— Консультирую кое-кого и сопровождаю — пару иностранцев приехали на местный яхтинг. Нашли время! Еще и ни черта не соображают, приходится все делать за них — сопляки по двадцать три года. Не знаю, как он собираются идти по реке, но арендованное судно им всучили дрянь — вчера осматривали, замерзли как собаки. Топливная система еще ничего, а электрическую надо менять. Представляешь, оказалось, что я хорошо знаю немецкий. Даша, я что, иняз оканчивал?
Яхтинг? Зимой? Людям что, делать нечего?
— Н-нет.
— Странно. Но тогда откуда?
Действительно странно. Но надо что-то сказать и желательно правду.
— Ты жил в Германии какое-то время. Когда… когда мы не были вместе.
— В Германии? Один? — Воронов нешуточно удивился.
— Андрей, мне точно неизвестно с кем.
Не знаю, о чем он подумал, но, кажется о том, что я не хочу говорить о другой женщине, потому что не стал расспрашивать.
— А мои родители? Что с ними? У меня есть братья или сестры?
— Твой отец давно умер — извини, я не знаю подробностей. Но мама жива. Нет, родных нет никого, ты один.
— Почему она не приходит к внукам? Хотя… дай догадаюсь, — сам за меня предположил. — Вы с ней не ладите, да? Я прав?
— Ну… — думай, Дашка, думай! — Она недавно вышла замуж и… знает, что с тобой все хорошо.
Я понятия не имела, какой была дочь Матвея Ивановича, слышала только от босса, что у его дочери был роман с мужчиной на пятнадцать лет ее младше — то ли итальянцем, а то ли греком. А потом и свадьба. По этой причине и с Андреем они общались сложно.
Я подошла к столу и опустила на него тарелки.
— Андрей, д-давай потом об этом поговорим, когда ты все вспомнишь? Я хочу верить, что твоя амнезия временно и скоро пройдет.
— Ладно, решим. Так ты меня простишь, Даш?
Мы снова стояли рядом, но Воронов все равно подступил ближе — по коже тут же пошли чувствительные мурашки. Скользнув рукой на талию, притянул к себе, и это прикосновение так обожгло, что я только каким-то чудом не отпрыгнула.
— Андрей, я не уверена…
Склонив голову, он коснулся губами моего уха и тихо пророкотал в него самым бесстыднейшим образом, да еще и такими бархатными нотками в голосе, что у меня едва колени не подогнулись!
— Обещаю вечером исправиться! И даже загладить свою вину. Дашка, я этого так хочу, ты бы знала! С самого первого дня!
И почему это прозвучало как непристойное, но очень интересное предложение? От которого все фитильки запылали еще ярче!
— К-как загладить? — я подняла на Андрея распахнутый взгляд, а он вдруг погрустнел.
— Даша, — вновь сказал серьезно, — когда ты на меня вот так смотришь, я понимаю, что не только, как глава семьи, полный ноль, но еще и как твой мужчина.
Глава 38
— Ой, извините… Мам, я вам не помешаю?
В кухню вошла Риточка, и я тут же отпрянула от Воронова с бьющимся сердцем, вдруг страшно смутившись его объятий. Наверное, потому, что племяшка была старше и уже многое понимала.
