Мы входим в дом, затем в лифт. Поднимаемся на нужный этаж, и я сама открываю дверь квартиры своими ключами, как будто это я хозяйка. Неловкое ощущение, как и мое пребывание здесь в отсутствии Андрея, но он не протестует, позволив мне первой переступить порог.
Я снимаю босоножки, Шибуев разувается. Теперь, когда мы остались вдвоем, он не смотрит на меня, но вздрагивает, когда моя ладонь касается его плеча.
- Андрей, иди в душ, а я пока накрою на стол. Поешь и отдохнешь, уже почти десять вечера. Иди…
Он уходит, но останавливается на пороге своей спальни. Смотрит на оставленный мною на спинке кресла халат. Замечает журнал на прикроватной тумбе, мои наручные часы и расческу. Оглядывается, чтобы увидеть еще предметы одежды в прихожей – духи, сумочку, лак для волос и прочую ерунду, которую я постаралась расставить для ширмы.
- Сегодня приходили из опеки, - спешу объяснить, - я оставила свои вещи. Они еще придут, чтобы поговорить с тобой.
- Хорошо.
Я ухожу на кухню, наспех собираю волосы на затылке, мою руки и вожусь с ужином. Это не трудно – кто-то же должен есть все те продукты, которые я накупила. Да и вчера вечер тянулся бесконечно. Шибуев все не возвращался, и я постаралась скоротать время за готовкой. Не знаю почему. Видимо, чтобы отплатить дому за гостеприимность.
Горячая паста с овощами уже на столе. Я обжариваю мясо и нарезаю свежий салат. Андрей входит в кухню в одних домашних брюках, босиком и садится на стул. Следит за мной, откинув голову и плечи на стену.
Мокрая челка упала на лоб, губы сжаты. Я бросаю на него поверх плеча короткий взгляд, но его хватает, чтобы моя спина напряглась, увидев в провале черных глаз голод.
- Моя квартира изменилась, - замечает Андрей. - Здесь все иначе. Теперь здесь по-другому пахнет – тобой.
- Надеюсь, не сильно приторно? – я пробую непринужденно улыбнуться, возвращаясь к салату. – Извини, похозяйничала тут без тебя. На самом деле вещей совсем немного – так, мелочь. Я все уберу, когда уеду, не переживай.
Но, кажется, я переживаю больше, чем он.
- Не надо. Мне нравится. Не знал, что женщинам необходимо столько баночек в душе, чтобы помыться.
Это правда. И в моей семье – старая тема для шуток.
- На самом деле, когда в доме живут четыре женщины, они способны заполонить собой все пространство. Разбаловал нас отец. У тебя уютно, Андрей, но я постараюсь помнить о мере.
- Зачем? Хочешь, я тоже тебе что-нибудь куплю.
Я на секунду замираю с ножом в руке над свежей зеленью, но заставляю себя продолжить нарезку. Осталась ерунда дела, и все будет готово.
- Шибуев, это не игра.
- Я знаю.
- Нет, не знаешь. Не хочу. Мне нужен ты, а не твои подарки. Я многое могу себе купить сама.
Я ставлю перед ним салат, и мы встречаемся взглядами. Черная пустота в глазах Шибуева тут же ворочается опасными гранями, готовая выплеснуться наружу. Костяшки его пальцев белеют. Мой собственный пульс обрушивается в пропасть – так гулко стучит сердце. Я отворачиваюсь и спешу отойти от стола, чтобы нарезать хлеб.
- Светка, тебе говорили, что у тебя красивая задница.
Нож не слушается в руке, падает на пол – в звенящей тишине почти оглушительно. Я поднимаю его и споласкиваю под краном. Взяв тайм-аут в пару секунд, отвечаю глухо, наказывая себя честностью:
- Говорили. И даже не раз.
- Кто?
- Шибуев, прекрати. Мы давно не дети. Какая разница кто? Я же не спрашиваю тебя: со сколькими ты был. Лучше поешь.
- Выпить хочу сильно. Или тебя. Тебя, Светка, хочу больше. До смерти…
Одно короткое мгновение и горячая грудь обжигает спину прикосновением, а жесткие губы касаются шеи.
- Света… - нож выпадает из пальцев и обрывается дыхание.
Мне хочется сказать: «Не надо. Какого черта, Шибуев!» Хочется повернуться, закрыть черные глаза руками и взмолиться: «Не смотри на меня так, как будто я могу дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Не могу!» Хочется ударить по широким плечам и встряхнуть их: «Я и так стараюсь остаться с тобой, разве ты не видишь? Стараюсь не чувствовать боль от царапины, что полоснула душу, едва увидела тебя с другой. Как будто нам одной ночи мало, чтобы снова нащупать под ногами топь!
Зачем? Ну почему все обязательно должно быть так сложно? Какая разница: она или я? «Какая разница, Шибуев?» Так не смотри же на меня с голодом, черт кареглазый. Не смотри! Завтра нам придется жить дальше, и я не хочу помнить о том, как легко ты сменил ту, что грела тебе грудь, на меня. Знать о том, как легко после – ты сменишь меня на другую. Я не хочу жить моментом, не хочу!
Я поворачиваюсь и пытаюсь его остановить. Помешать черным глазам, которые уже пьют меня. Помешать губам, которые в своей жадности почти съедают.
- Зачем тебе я, Андрей, когда у тебя есть она? Твоя Рита? Зачем?!
- Нет ее. Тебя хочу, Светка. Тебя!
И все, меня накрывает Шибуевым. Руки сминают платье, жадно ползут по бедрам, задирая подол. Он не находит застежку, и платье рвется. Стаскивает его с меня с какой-то слепой одержимостью во взгляде, освобождая волосы. Сдергивает бюстгальтер к талии, тут же обхватив рукой и губами грудь.
- Андрей, остановись!
- Ты мне нужна, Светка. Нужна…
- Андрей!
Он не слышит меня. Пустота внутри него слишком голодна. Он накрывает мой рот губами, стягивает с бедер белье. Царапает кожу шеи груди грубой щетиной. Легко подхватив, сажает на стол, раздвигает ноги, вклиниваясь между ними, чтобы почувствовать меня пальцами. Себя во мне пальцами. Мнет ягодицы, повторяя мое имя, и наконец ударяется бедрами, войдя со стоном.
Между желанием и голодом – пропасть, и я в нее падаю, закрыв глаза.
Все пропадает – кухня, еда, я. Меня нет. Есть только тело, которое пользует Шибуев и пустота, которую я наполняю собой.
Чертов Шибуев, что же ты наделал! Что наделала я?! Как далеко мы шагнули сейчас в нашей с тобой нужде друг в друге и найдем ли возможным вернуться?
Андрею мало, и мы оказываемся в спальне – он просто уносит меня на руках. Скользнув губами по бедрам, животу, накрывает собой и входит снова, запутав пальцы в волосах, не в силах насытиться. На этот раз не спешит, берет меня почти со злостью. Снова сжимает жадно, словно бежит от боли. В какой-то миг отстраняется, чтобы сесть на колении закинуть мою ногу себе на плечо. Продолжает брать меня, глядя в глаза, но этого мало и сильные руки притягивают мои бедра навстречу подкатившему удовольствию…
