— Вам все равно не справиться со мной, - с некоторым пренебрежением сказал отец, даже не потрудившись повернуть голову в сторону Хадалиса. – Вы это знаете, но зачем-то лезете под ноги. Маша, хоть ты-то должна быть благоразумной.
Мне до ужаса сильно хотелось сказать что-то эдакое, чтобы он понял: я уже не та маленькая девочка, которую можно было провести вокруг пальца. И я точно в состоянии самостоятельно принимать решения, чью сторону и баррикаду занять. Но… я промолчала. Потому что все происходящее по-прежнему с трудом укладывалось у меня в голове. Наивно хотелось верить, что у этой ситуации еще может быть развязка, где мне не придется выбирать вообще.
— Она отмечена - и вы это знаете, - сказал отец. Небрежность, с которой он ковырял кончиком меча песок, заставила мои нервы растянуться до пределов возможного. – Ну же, Маша, покажи им свои руки. Цветок почти распустился, ведь так? Я прав?
— Зачем ты превратил их в камень? – спросил Тан, напрочь игнорируя нить странного диалога.
— Сомневаюсь, крэсс, что твой скудный умишко в состоянии понять столь тонкий план. Скажем так – я просто воспользовался тем, что само плыло в руки. Одна женщина, одна горячая ревность и неразделенная любовь… - Он сделал пространный жест, но я ясно увидела тонкую невидимую нить, которая потянулась за его пальцами. Прямо из воздуха! Как будто он мог прикасаться к самой ткани этого мира. – В конце концов, какое это имеет значение? Все складывается как нельзя лучше и для меня, и для вас. Никому здесь не нужна кхистанджутская жрица, ведь так? Никто не справится с ней, кроме меня. А кроме нее никто не справится с дариканцем.
Жрица? Что еще за фокусы?
Я хотела спросить так много, но в этот момент нервы Хадалиса не выдержали. Я увидела прыжок, в котором Крылатка налетел на моего отца, увидела ярость в его голубом взгляде – и ничего. Хадалис просто налетел на какую-то невидимую преграду. Меч звонко ударился о пустоту.
— Ну вот, что я и говорил. – Отец поморщился и повел рукой.
Ударная волна пнула Хадалиса в грудь. Я видела, что даже за долю секунды он пытался сконцентрироваться и удержаться на ногах, но толчок был слишком сильным. Крылатку просто смело: он отлетел на несколько метров и глухо ударился о стену.
Тан, воспользовавшись тем, что мой отец отвел от него взгляд, попытался атаковать – и тоже не смог ничего противопоставить невидимому щиту. Череда ударов кинжалами посыпалась на преграду с такой быстротой, что я просто не успевала следить. Отец же просто сделал шаг вперед, легко, словно меч был бутафорской игрушкой, рубанул Тана.
Я вскрикнула, с трудом подавила желание закрыть глаза.
И перевела дыхание, когда Тан легко, грациозно, словно акробат, ушел от удара. На миг у меня даже мелькнула мысль присоединиться к ним с Хадалисом, но я не настолько сошла с ума, чтобы не осознавать своей беспомощности. Только под ногами буду путаться.
И почему эта проклятая аркана не «включается» по моему желанию?
Так, нужно срочно разозлиться. Я смогу. Я должна защищать тех, кто мне дорог, тех, кого люблю. Тем более что это чудовище – мой отец и все происходящее напрямую связано со мной. Пусть я пока и не понимаю, каким именно образом. Одно знаю точно – никогда не прощу себе, если с кем-то из них что-то случится.
— Это все бессмысленно, - сказал мой отец, когда Тан отступил, собирая силы для нового броска. Хадалис стоял сзади и тяжело дышал, но приноравливался к удару, держа меч двумя руками. – Ну правда, все здесь знают, что никому не под силу со мной справиться, но зачем-то продолжают валять дурака. Я всего-то хочу, чтобы Маша пошла за мной. И исполнила свое предназначение.
— Свиршев огрызок тебе, а не Маа’шалин, - зло сплюнув алый сгусток, прорычал Хадалис.
Отец и ухом не повел, только протянул ко мне руку.
— Ты же не хочешь этого, правда, Маша? – спроси он зловеще. – Не хочешь, чтобы я превратил их в пепел. Или в камень. Или сперва в камень, а потом в пепел. Моя драгоценная доченька никогда не была бессердечной. И сейчас не пойдет против своей природы.
— Не слушай его, - предупредил Тан, - он просто морочит тебе голову.
Мне очень хотелось верить, что в самом деле морочит. Но внутреннее чутье подсказывало: нет, не морочит. И я никогда не прощу себе, если по моей вине пострадают другие.
Я даже почти сделала шаг вперед, но Тан грубо одернул меня.
— Нет, Маа’шалин, - сказал в ответ на мое безмолвное негодование. – Речь идет не только о тебе. Если ты в самом деле так нужна ему со всеми своими «странностями», то наверняка для того же, для чего всем кхистанджутам требовалась безграничная власть.
— Боги, какой ты скучный и занудный. А я еще думал, что в кои-то веки нашел умного крэсса.
На этот раз я даже не успела понять, что произошло. Помню только, что вот мы с Таном стоит плечом к плечу – а в следующую секунду я уже барахтаюсь в воздухе, отчаянно пытаясь не упасть прямо в «гостеприимные» объятия моего отца. И тщетно: меня утянуло под надежную защиту его невидимого купола. Я брыкалась, кричала, пыталась даже укусить его, но добилась лишь крепкой оплеухи, от которой потемнело в глазах.
— Прости, мое сокровище, - сказал он с сожалением настоящего садиста, которого вынудили пускать в ход свои излюбленные пытки. – Будет лучше, если ты перестанешь сопротивляться, и мы тихо-мирно, не поднимая лишнего шума, уйдем.
— Только если переступить через меня, - услышала я знакомый голос.
Нет, боже, только не Граз’зт!
Я открыла глаза, надеясь, что это были всего лишь мои слуховые галлюцинации. Увы, он в самом деле стоял там: расслабленный, со знакомым оскалом разозленного хищника, и со своим вездесущим топором.
— Пожалуйста, не нужно… - взмолилась я едва слышным шепотом.
— Я не отдам тебя ему, веснушка, - пожал плечами Рогалик. – Это не обсуждается.
— А я не собираюсь обсуждать свою дочь с кем-либо, - тем же вальяжным тоном сказал отец. – И раз уж нам никак не найти общего языка, то незачем и стараться.
Я пыталась схватить его за руку, но он приколотил меня взглядом к земле. Почти буквально: невидимые толстые штыри словно прошили мое тело, вросли в землю, словно стальная лоза. И не пошевелиться, и даже рта не раскрыть.
А потом время потекло так медленно, что воздух стыл у меня на глазах, превращаясь в невидимое желе, в котором фигуры тех, кого я люблю, двигались слишком медленно против одного единственного противника. Он словно повелевал временем, замедлял и ускорял его по собственному желанию.
Отцу, очевидно, надоело прятаться в своем коконе, потому что, когда Граз’зт размахнулся для удара, его топор не встретил преграды. Правда, и голову отца не раскроил. Просто рассек воздух в том месте, где тот только что стоял.
Это безумие какое-то. Голова отказывалась воспринимать реальность, в которой мой отец и мой дорогой мужчина пытались убить друг друга, а я желала смерти одному из них. Такое в страшном сне не приснится. Такое даже представлять больно.
