— Я боюсь, что она захочет перевести наши отношения… — Она замолчала, уткнулась в ворот куртки и принялась пальцами теребить собачку у подбородка. — Что она захочет, чтобы я называла её мамой. — Тихонько выдохнув, Рината убрала руки от лица и сложила их на коленях.
— Рин, — Игорь, не отрываясь от дороги, наощупь нашел её ладошки и накрыл их своей. — Алла Львовна не сделает ничего, к чему ты не готова. Я думаю, она способна подождать, пока ты привыкнешь к мысли, что у тебя есть мама. Она столько лет ждала.
— А я столько лет её мучила. — Пальцы Рины переплелись с его. — Всех мучила.
— И даже Бердникова?
Игорь хотел пошутить, но и мимолетного взгляда, брошенного на Ринату, ему хватило, чтобы понять — он попал в запретное поле. Глаза Ринаты приобрели странное выражение: смесь сожаления и досады. Она откинулась на спинку сиденья и задрала голову, то ли пытаясь совладать с эмоциями, то ли стараясь не выглядеть слишком уж удрученной.
— Знаешь… Я устала его ненавидеть. Он мой отец, тут уж ничего не поделаешь. И я… я знаю, что он готов пойти на все ради меня.
— Хочешь сказать, что простила его? — Игорь подъехал к школе, припарковался и, выключив мотор, хмурясь, повернулся к Рине. — Как такое вообще можно простить, я не понимаю?!
— А ты и не сможешь… — Рината посмотрела на него и снова отвела взор. — Я помню нашу с ним первую встречу. Он отвез меня в торговый центр, накупил игрушек и сладостей. — Пальцы её опять тронули собачку на молнии. Она покачала головой и задала вопрос, ответа на который вовсе не требовалось. — Ты понимаешь, что это такое для девочки из детского дома? — Она тяжело вздохнула. — А потом он отвел меня на каток. Я стала заниматься фигурным катанием… Не просто кататься, Игорь, а именно заниматься фигурным катанием. За оградой детского дома скрывался огромный, яркий мир, и этот мир открылся мне. Я получила дело, позволившее мне побывать в странах, в которых я бы в жизни не побывала, если бы осталась в детском доме. Я даже в Австралии была на юниорском этапе Гран-при. Владимир Николаевич дал мне очень много для детдомовской девчонки. Я очень сильно любила его. Очень, Игорь. — На секунду салон машины окунулся в молчание. Рината наконец оставила застежку в покое и сложила руки на коленях, взгляд её бесцельно упирался в приборную панель. — Но отобрал он гораздо больше. Я бы хотела иметь свою комнату с розовыми стенами и потолком… Таким, знаешь, в сияющих звёздочках. Как звёздное небо по ночам. А ещё я бы хотела кукольный домик и Барби… — Она коротко выдохнула, проглотила ком в горле и продолжила: — Да, Барби я бы очень хотела. Только не просто Барби, а вот в этой комнате со стенами, с небом… И фотоальбом со своими фотографиями, и чтобы по выходным в парк или на аттракционы. А можно и без аттракционов, можно совсем без Барби и без кукольного домика, — Рината посмотрела на Игоря. В глазах её стояли слезы, а подбородок подрагивал. — И даже без звездного неба, только бы мама и папа были рядом, — просипела она, и слёзы, будто бы по команде, покатились из её глаз. — Он мой отец. Отец, которого я заслужила. Только вот… Только вот не знаю, за что мне такая мама…
Она заплакала — сильно, надрывисто, выпуская боль, душившую её так долго и так беспощадно. Она открывалась Игорю, делилась самым потаённым, что было запрятано в ней, пуская его в свою жизнь. Она хотела освободиться от груза прошлого, хотела, чтобы он помог ей освободиться. Он отстегнул ремень безопасности и, потянувшись к ней, убрал с её щёк выпавшие из хвоста прядки волос. Обхватил её лицо руками и прошептал:
— Тогда попытайся простить его. Каким бы он ни был, раз ты любишь его, — постарайся простить. Но прежде всего прости себя, Рина.
Уцепившись за рукава пальто Игоря, Рината посмотрела на него. На её бледных щеках виднелись влажные дорожки от слёз, а в глазах читалась такая растерянность, что ему захотелось обнять её очень крепко, чтобы она почувствовала, как дорога ему.
— Игорь, я… — Она запнулась, не решаясь сказать что-то очень важное для неё. То самое, что было способно сорвать с её сердца последние оковы, выпустить на волю душу.
— Что? — Он погладил её по щеке.
— Спасибо тебе, что ты рядом со мной, несмотря ни на что.
Непослушная прядка всё выпадала из-за её уха и лезла в глаза. Он снова убрал её и ласково стёр пальцами Ринины слезы.
— У тебя тушь потекла. Ты похожа на панду, — усмехнулся он, и она, тихонько всхлипнув, тоже улыбнулась. Потерла ладошкой глаза и шмыгнула носом.
— Ну да, так еще лучше, — хмыкнул Игорь.
— Спасибо, ты тоже прекрасен, — заулыбалась в ответ Рината, пытаясь все-таки стереть темные разводы со щёк. — До завтра? — Она взялась за ручку, но дверь не открыла.
— До завтра.
Он отпустил её, понимая, что сегодня ей нужно уйти. У них еще будет время. Много времени на то, чтобы сделать узелки, связавшие их такие разные нити судьбы, еще крепче, чтобы попытаться сплести две жизни в одну.
Они выбрались на улицу, и Игорь помог ей достать из багажника сумку с экипировкой. Подняв её, Рина смешно надула щёки, и он спросил:
— Помочь донести?
— Не надо. Езжай лучше домой. — Она взялась за ручки обеими руками, но через секунду поставила сумку на асфальт и дотронулась до руки Игоря. — Тебе нужно отдохнуть. На охране кого-нибудь попрошу, пусть разомнутся.
— Давай, — он поднял баул с земли, — донесу до поста. Нечего тебе надрываться.
Игорь проводил её до стойки дежурного, на прощание быстро коснулся губами губ и ушел. Впервые после того, как она покинула его квартиру, он возвращался домой и был уверен, что они с Ринатой обязательно еще вернутся туда вместе.
***
Выбранный Аллой ресторан был небольшим, но очень уютным. На высоких витражных окнах
висели белые плотные портьеры, между стоящими в два ряда столиками с придвинутыми к ним бирюзовыми стульями ходил официант в бледно-голубой рубашке, второй, похожий на него, стоял возле двери, ведущей в кухню. Играющая фоном музыка была едва слышна и не вызывала раздражения.
— Очень красиво, — призналась Рината, усаживаясь за столик.
Алла расположилась напротив и взяла незамедлительно поданное ей меню.
— Спасибо.
— Может быть, сразу принести напитки? — приветливо улыбаясь, осведомился официант, держа наготове блокнот.
— Чай с лимоном и мятой, — попросила Алла и посмотрела на Рину.
— А мне свежевыжатый грейпфрутовый сок, пожалуйста, — попросила она, подумав, что неплохо бы добавить туда несколько капель валерьянки.
Когда официант, кивнув, удалился, Богославская произнесла:
— Здесь очень вкусные стейки.
— Отлично! — Рина, даже не открыв свое меню, отложила его на край стола и как-то нервно улыбнулась. — Стейк так стейк.
Она нервничала сегодня всю тренировку и от этого у неё не получались прыжки. Это раздражало её и нервировало ещё больше. Вместо положенных акселей, лутцов и тулупов у неё выходили одни «бабочки», и Игорь даже пошутил, что подарит ей пару-тройку настоящих. Ну а что? Чем они, в конце концов, хуже хомячка или ручного ужика? Каждому, как говорится, своё. В ответ Рината только передразнила его, скривив лицо, и раньше времени ушла в раздевалку.
