— Успокойся, пожалуйста, не плачь.
Он гладил её по взъерошенным волосам и не знал, что делать дальше. Услышанное не укладывалось у него в голове. Она раскрыла ему свою тайну, вот только стало ли ему от этого легче?.. Правда оказалась слишком отвратительной, слишком угнетающей. Он поверить не мог, как люди в здравом уме могли додуматься до такого. Ладно Бердников, но Алла Львовна…
— Что я им сделала! Зачем она меня родила? — плакала Рината, уже не сдерживая слезы. Все накопившееся в ней наконец нашло маленькую щелочку и хлынуло в нее, ударилось со страшной силой. Под напором так долго хранимых внутри, сдерживаемых, спрятанных от чужих глаз эмоций, щелочка быстро превращалась в огромную рану — пульсирующую и кровоточащую. Горечь, отравленная непониманием, обидой и отчаяньем, струилась сквозь нее, но от этого в душе Рины не становилось светлее. Она не ощущала ни облегчения, ни смирения, только эгоистичное желание выплеснуть свои чувства, хоть ненадолго ощутить себя слабой. — Лучше бы аборт сделала! Господи, зачем я появилась на этот свет?..
— Всё, успокойся. — Игорь поцеловал ее в лоб, обнял чуть крепче, потом усадил на стул. Погладил по плечам. — Не говори так никогда. Ты красивая, талантливая. У тебя есть жизнь, и ты можешь добиться всего, чего захочешь. А они… Они не стоят твоих слез.
— Я это себе почти четыре года говорю, — судорожно втянув в легкие воздух, Рината попыталась остановить истерику. Стерла ладошками соленую влагу и посмотрела на Игоря. Голова болела, нос заложило, а глаза горели. Она представила, как сейчас выглядит со стороны. Жалкая неврастеничка, так и не сумевшая примириться с прошлым. Трусиха, которой проще сбежать от проблемы, наплевав на месяцы упорной работы, чем решиться на откровенный разговор. Дождалась, когда ее приперли к стенке, загнали в тупик… Но в данный момент ей было все равно. Сглотнув, она попросила: — Можно попить?
Игорь кивнул. Нашел в шкафчике чистую чашку, налил из чайника еще теплую воду и протянул Ринате. Икая и все еще всхлипывая, она сделала несколько глотков и вернула ему чашку.
— Спасибо, — прошептала она.
Слезы отступили, но эта грань была такой тонкой, что Игорь не решался продолжить разговор. Ему хотелось снова прижать её к себе, но он боялся, что она опять заплачет. В глазах у нее еще стояли слезы, и он видел, как трудно ей сдерживать их. Возможно, ему стоило дать ей как следует выплакаться, но что-то подсказывало, что это сделало бы ее излишне уязвимой. Позже. Не так сразу. Рината слишком долго выстраивала внутри себя оборонительную стену, утыканную шипами и битым стеклом, чтобы в один момент освободиться от гнета. Он не хотел делать ей еще больнее и именно поэтому так и остался стоять возле плиты. Они молчали, и молчание это начинало напрягать, но раздавшийся звонок мобильного разорвал тишину. Игорь нашарил телефон в кармане куртки и нахмурился, увидев на экране номер супруги Николая Петровича. Сердце его учащенно забилось, предчувствуя что-то недоброе. Странно… Жена Савченко никогда не звонила ему просто так, а если по делу… Почему звонит она, а не сам Николай Петрович?..
— Кто звонит? — сдавленным голосом спросила Рината.
Игорь ничего не ответил и нажал на кнопку приема вызова. Рина поежилась, будто кто-то внезапно открыл окно, и порыв ветра пробрался под одежду. Вот только в квартире Артёма было тепло — холодно стало у нее внутри.
Глава 29
Москва, октябрь 2013 года
Темно-синий «Рено» повернул на перекрестке направо и прибавил скорость. Следом показался черный «Range Rover» и тенью последовал за ним.
Алла бросила раздраженный взгляд в зеркало и сильнее нажала на газ, пытаясь оторваться, однако в покое её оставлять не желали. Внедорожник ехал за ней от самой работы не отставая, но и не пытаясь настигнуть. И без того заведенная до предела, Алла, не снимая ногу с педали газа, вцепилась в руль и, когда автомобиль-преследователь так же ускорился, резко надавила на тормоза. «Рено» с визгом остановился на мокром асфальте, а «Range Rover», не успев увернуться, въехал в его бампер. Аллу швырнуло на руль, но надежный ремень безопасности спас ее от удара. Сердце колотилось, но она четко знала, что делает и, включив аварийку, выбралась из салона. Полная решимости расставить все точки над «и», она быстрым шагом направилась в сторону внедорожника. Рванув на себя заднюю дверь, Алла рыкнула:
— Хватит за мной следить! Хватит контролировать каждый мой шаг! Я не твоя собственность! Я тебе не принадлежу, чтобы ты охрану вокруг меня выставлял!!!
— Алла, сядь в машину. — Спокойно последовало за ее гневной тирадой, и это окончательно вывело Богославскую из себя.
Она ударила ногой по колесу и закричала:
— Хватит, Бердников! Хватит! Оставь ты меня в покое, Богом прошу! Если ты хоть когда-нибудь, хоть чуточку меня любил, прекрати меня изводить! А ты, Крестов! — обратилась она к водителю. — Перестань выполнять его приказания и бегать как собачонка на задних лапках! Не стоит он этого!
— Нам нужно поговорить. — Владимир выбрался из салона и бросил Дмитрию: — Можешь ехать. — Схватил Аллу выше локтя и потащил к «Рено». Грубо запихнул на пассажирское сиденье, сам уселся за руль и только тогда добавил: — Пожалуйста, Алла.
— Что ты опять от меня хочешь? Не наговорился?!
— Алла, та ночь, она…
— А-а-а, — засмеялась Богославская, откинув голову на спинку сиденья. — Ты все об этом… Бердников, у тебя что, женщин на одну ночь не было? Считай меня одной из них и успокойся!
— Ты не «одна из», Алла! — воскликнул Владимир. — Ты единственная и сама прекрасно знаешь об этом.
— Ничего я не знаю. — Она повернулась к нему и холодно процедила: — Твои сладкие речи на меня давно не действуют. Двадцать лет назад проходил этот трюк, сейчас — нет. Единственная… с единственными не поступают так, как поступил со мной ты, Володя.
— Прости меня, — выдавил Бердников.
— Помнишь, однажды… когда мы только начали жить вместе, я подарила тебе рамочку для фотографии? Ты тогда сказал, что тебе нечего вставить в неё. А я ответила…
— Мы вставим сюда фото нашей семьи, — закончил за неё Владимир.
— Красивая была бы фотография, Володя. — Алла говорила спокойно, но в глазах её застыла боль. — Я, ты и наша дочь. Может быть, она и не стала бы великой фигуристкой… Может быть, она нашла бы свое призвание в медицине или в сфере рекламы… Или связала бы жизнь с журналистикой… Но мы были бы семьей, Володя, семьей. А ты отнял это у нас. Ты заставил меня пятнадцать лет оплакивать нашего сына! Поэтому у Рины проси прощения. Возможно, она и сможет простить тебя. Я же… — Она посмотрела на него так, что у него внутри все похолодело. — Никогда. Ни-ког-да.
Владимир устремил задумчивый взгляд на улицу. Алла права. Тысячу раз права, нет ему прощения… Он устал биться об стену. Время, к сожалению, не возвратить. Бесценное время… Не все ошибки можно исправить, сколько бы стараний он ни прилагал. Господи, как бы он хотел вернуть хотя бы её улыбку. Солнечную, нежную, по-детски наивную. Когда-то она дарила её ему в любое время дня и ночи, не ища для этого особого повода… Поздно. Никогда.
