Рината медленно перевела взгляд с уже накрытого ужином стола на него, потом вновь на открывшуюся ей картину: стол с расставленными тарелками и квадратной красной свечой меж ними, потрескивающий в камине огонь, лежащую на диване охапку розовых пионов с огромными бутонами.
Игорь выпустил её ладошку, взял цветы и вернулся обратно. Не отпуская из плена своего взгляда, протянул Рине пионы с перевязанными атласной лентой стеблями.
— Я вспомнил, что ни разу не дарил тебе цветы, — тихо произнес он.
От его бархатистого обволакивающего голоса всё в ней всколыхнулось, ожило, запело. И слезы… Эти чертовы слезы снова подступили к глазам. Рината поджала губы, пытаясь не разреветься и, взяв букет, вдохнула свежий цветочный аромат.
— Ты решил сразу все ухаживания разом?
— Ну… — в глазах его блестели искорки. — У меня есть лишь три дня. Нужно поторопиться.
— Спасибо, Игорь, — на выдохе выговорила Рината. — Спасибо за цветы и за это всё. — Она обвела взглядом гостиную и снова остановилась на нём. — За то, что мы приехали сюда. За то, что у нас есть эти три дня.
— Они могут стать годами. — Игорь привлёк Рину к себе. — Ты, я, Николь и малыш. Как тебе такая перспектива?
Между ними был букет. Этот потрясающий букет, будто бы их собственный пропуск в иллюзорный мир, где счастье — это именно счастье. А любовь — то, ради чего можно преодолеть любые преграды. Но…
— Перспектива замечательная. — Рината отошла от мужа. Удерживать её он не стал, с неохотой, но выпустил из своих рук. — Нужно поставить в воду, — кинула она, направляясь к кухонной зоне.
— Ваза в нижнем шкафчике. — Подойдя к накрытому столу, Игорь взял графин с грейпфрутовым соком и разлил по бокалам. Закончив с пионами, Рина приблизилась, пробежалась пальчиками по его спине, положила голову на плечо.
— Сок? — Он протянул Рине бокал, и она без раздумий обхватила его длинными пальцами. — Есть еще гранатовое вино.
— Чуть-чуть и после ужина. — Поцеловав его в плечо, Рина отпила глоток сока и поставила стакан. А после уселась за стол. — Я готова слона съесть!
Она вдохнула аромат жареного с овощами мяса, подхватила вилку, нож и принялась с усердием резать стейк. За то время, что они провели на первом этаже, голод её, казалось, стал ещё сильнее. Только спустя минуту, Рина поняла, что Игорь так и не занял место напротив, а по-прежнему стоит, наблюдая за ней.
— Что? — спросила она, проглотив кусок.
— Ты так сексуально ешь, — усмехнулся он и, получив в ответ кривую улыбку, всё-таки сел за стол и тоже принялся за еду.
Ели они практически молча, только взглядами обменивались и время от времени едва заметно улыбались друг другу. Этот момент, эта поездка, были будто бы вырванным клочком из чьей-то чужой жизни. Ярким, узорчатым клочком, вклеенным в их совсем некрасивую историю любви. Любви, полной ненависти, горечи, непонимания и лжи. Так же, как и Рина, Игорь до конца не понимал, что с ними происходит. Ему хотелось сделать этот момент незабываемым, отпустить прошлое, насладится друг другом, чтобы… Чтобы Рината не ушла? Нет. Чтобы она не захотела уходить. Эти две девочки и маленькая горошина внутри неё — его. И он хотел, чтобы все вокруг понимали это. Чтобы они сами это понимали. Они — его семья. А как можно отпустить семью?..
Наевшись, они переместились на ковер у камина. Рината погладила мягкий искусственный мех, опустила в него ладошку и взяла из рук Игоря пузатый бокал с гранатовым вином. Совсем немного. Понюхала и улыбнулась. Покачала бокал, чтобы вино окатило стенки. Игорь уселся рядом, притянул её к себе и тоже взял вино.
— За что выпьем? — спросил он.
— За то, чтобы этот день был не самым счастливым, — негромко засмеялась Рината.
Сейчас, этим вечером, в этом пахнущем деревом доме, она была такая настоящая, живая. В глазах её отражалось мерцание огня, на губах играла искренняя, совсем девчоночья улыбка. Как же редко она вот так ему улыбалась. Не выдержав, Игорь провел по её губам пальцем, тронул подбородок. Этот момент и правда был самым счастливым за долгие-долгие годы одиночества. Она права. Стоит выпить за то, чтобы в их жизни были еще более яркие, более тёплые, более счастливые дни и вечера.
— Согласен, — сипло выговорил он и коснулся своим бокалом Рининого.
Она сделала маленький глоток, отставила вино подальше и снова положила голову ему на плечо. Игорь в два глотка допил своё и тоже убрал бокал. Они снова замолчали. Сидели и смотрели на танцующий в камине огонь, прислушивались к тихому потрескиванию. Какое-то время Игорь просто держал Ринину ладошку в своей, гладил пальчики, затем поднес к губам и поцеловал. Вначале каждый палец, затем — запястье. В этой тишине было, казалось, столько спокойствия, мира, сколько они и не помнили. Да, пожалуй, и не было у них никогда этого мира… Но тишина — лишь небольшая остановка. Им нужно попытаться выковырять из собственных душ всё недосказанное, — Игорь это отлично понимал. И она понимала. Но они продолжали молчать, боясь нарушить разговорами свою маленькую, пусть и временную идиллию.
— Обожаю твои волосы, — наконец произнёс он, пропустив черную тяжелую прядь сквозь пальцы.
Рина поморщила нос и выговорила:
— Иногда так хочется обстричь их! Сделать каре!
— А почему не пострижешь?
— Потому что кто-то. — Она подняла взгляд и повернулась к нему в пол-оборота. Глаза в глаза, — когда-то попросил меня их не стричь. А сам, — протянула руку к его волосам и взъерошила едва отросшие кудряшки. — А сам так и ходит с торчащими ушами!
— Эй! — наигранно взмутился Игорь и, поймав Ринину руку, потянул жену на себя.
Хитро улыбаясь, она переползла к нему на колени, устроилась поудобнее и обхватила ладошками его лицо.
Долгим, пристальным взглядом смотрела ему в глаза. Игорь не шевелился, будто загипнотизированный её взглядом, ею самой. Своей принцессой. Самой прекрасной на свете принцессой его сердца и его души. И пусть порой в душе его темнота, пусть местами она испещрена шипами, колючками — не важно. Рина властна над нею. Она — его. Его навсегда.
Он думал, что Рината что-то скажет, и она вроде бы даже открыла рот, но губы её снова сомкнулись. Вместо слов она наклонилась к нему и ласково, нежно поцеловала. Ладошки её опустились на его плечи, волосы щекотнули руки. Он прижал её к себе теснее, углубил поцелуй, проникая языком в её рот, желая её так пугающе сильно, как никогда никого не желал.
