Игорь выбрался из «Бентли», обошел её и открыл дверь со стороны Рины.
Не вижу никаких препятствий. — Подал он ей руку и помог покинуть салон. — Я — президент Федерации фигурного катания. Ты — олимпийская чемпионка, в конце концов.
— А коньки и тренировочная форма, я так полагаю, в багажнике? — хмыкнула Рина, лукаво глядя на мужа.
— Какая же ты догадливая! — Он достал из «Бентли» чёрную спортивную сумку.
— И ты мне хочешь сказать, что это была спонтанная идея?
— Не совсем, — поморщил нос Игорь и, приблизившись к Рине, обхватил её за талию. Легонько поцеловал. — Я просто хочу снова покататься с тобой именно тут. — Услышала она у самого уха его тихий шепот.
У Рины мурашки побежали по телу. Она взглянула на стадион и ощутила трепет. Да, она тоже этого хочет. Именно здесь и сейчас.
— Идем?
— Идем. — Рината покорно вложила руку в его, и они направились к служебному входу.
— Я всё предусмотрел. — Коридоры Айсберга были пустынны, лишь где-то вдалеке слышались голоса. — Лёд нам залили.
Они дошли до мужской раздевалки, и Игорь буквально впихнул туда Рину.
— Сумка у нас одна. Не переживай, никого кроме нас тут нет! — засмеялся он в ответ на её возмущенный взгляд.
Рината пробурчала что-то невразумительное и подошла к скамейке. Поставив сумку, Игорь расстегнул молнию и протянул Ринате тренировочную форму, — чёрную майку и легинсы. Она без слов взяла одежду и, отойдя чуть в сторону, начала переодеваться. Стащила сарафан и, забывшись, перевернула его. Из карманов высыпались камешки.
— Черт! — Отбросив сарафан на скамейку, она принялась собирать их. У ноги валялся один — белый. Второй она нашла под скамьей, третий у шкафчика.
— Что там у тебя? — спросил подошедший к сидящей на четвереньках Рине Игорь. Он уже успел переодеться и теперь как никогда походил на себя прежнего. Словно бы прошлое вернулось: этот город, этот стадион и они…
— Камень потеряла, — сжимая в руке три камешка, Рината безуспешно пыталась найти четвертый.
Игорь тоже присел, стараясь взглядом выцепить камень. А когда это ему не удалось, коснулся лежащей на полу ладошки Рины и произнес:
— Ладно тебе. Зайдем на море, насобираем ещё, — хмыкнул он.
Выдохнув, Рина согласно кивнула и поднялась.
— Ладно. — Положила три камня на скамейку, сама уселась рядом и принялась натягивать легинсы. Затем обула коньки, встала, потянулась и улыбнулась, поймав взгляд Игоря, подпирающего плечом один из шкафчиков.
— Ну что, Рината Владимировна, идемте? Наш выход. — Он протянул руку.
— Если Вы так настаиваете, Игорь Юрьевич. — Она засмеялась, вкладывая свою ладонь в его.
Вместе они вышли из раздевалки, прошли по коридору. Как когда-то… Вместе. Прежде сходящий с ума стадион был безмолвным свидетелем возвращения на лед олимпийских чемпионов. Когда-то их встречали бурными овациями, а в глазах друг друга они черпали силу. Теперь же они, пройдя такой долгий путь, всё равно оказались здесь. Снова. Вместе. Держась за руки. Это ли не судьба? Если, делая круг, возвращаешься в исходную точку. Неизбежность…
Они вышли на лед, и Рина опустила взгляд. Там, в отражении, она увидела себя. В серо-голубом платье с цветами. Девочку, сидящую на льду и обнимающую его… Парня, который был с ней рядом несмотря ни на что. Который любил её, который переживал за неё… вместе с ней. Как же она была счастлива в то мгновение. Едва сдерживаясь, чтобы не заплакать, Рина судорожно втянула воздух в легкие.
Все так же крепко держась за руки, они проехались вдоль борта. Пустые трибуны придавали этому месту таинственной величественности. Не было тех устрашающих «бум-бум-бум», не было флагов и не было тысяч зрителей. Зато были они.
— Давай покатаемся? — сказал наконец Игорь.
— Наш показательный, — посмотрела на него Рина. — Мы его так и не прокатали, как планировали.
— Хорошо.
Кивнув, он высвободил руку, затем подкатил к борту, где они оставили свои телефоны. Несколько минут ковырялся в смартфоне. Царящую вокруг тишину нарушила мелодия «I Put A Spell On You», и Игорь в долю секунды вновь оказался рядом с Риной.
— Иди ко мне. — Он протянул к ней руки. Рината, хитро ухмыльнувшись, заскользила к нему. Но руку не дала. Коснулась его груди ладонями, призывно посмотрела в глаза, а потом, не успел Игорь обнять её, оттолкнулась от него и поехала вперед. Он нагнал её, провел по плечу. Мелодия наращивала темп, и Рина, повинуясь заученным когда-то движениям, повела плечом, сбрасывая ладонь Игоря. Он снова ухватил её за руку, потянул на себя. Глаза в глаза, дыхание будто бы одно на двоих и жизнь… одна на двоих. Они разогнались и зашли на подкрут. Будто бы и не было между ними этих лет… они пролетели так быстро, как пара оборотов в воздухе. Толчок — взмывающий в московское серое небо самолет, уносящий её от него. Первый оборот — бессмысленное существование, второй — бесконечное одиночество. Приземление… И она к нему вернулась. Прямо в его руки. К нему. Чтобы больше никогда не уходить.
Под сводами арены «Айсберг» звучала тягучая, пробуждающая самые потаённые желания «I Put A Spell On You», по льду скользили два фигуриста, покорившие сердца болельщиков, обуздавшие сомнения, воплотившие в жизнь одну на двоих мечту. Прекрасная пара, вернувшая своё «вместе».
Музыка притихла. Они оказались сидящими на льду. Рината шумно дышала, в голове её всё еще звучала мелодия — мелодия, смешивающая прошлое и настоящее… То мгновение, когда на показательных выступлениях в Сочи они, катаясь под эту музыку, навсегда разошлись, и этот момент… Она прижалась к Игорю так крепко, насколько была способна, затем обвила его шею руками, посмотрела в глаза. Серые, с искорками. Глаза её дочери. Его глаза. Никогда больше она не отпустит его. Больше никогда не позволит ему уйти.
— Я люблю тебя.
Эти слова могли бы потонуть в гуле стадиона, скандирующего их имена в едином порыве, в том безумии, что когда-то испытала эта арена, в бешеном стуке сердца после фееричного выступления. Но стадион был пуст, а сердце его стучало размеренно. И он услышал их. В этот раз он их услышал.
Сколько нам нужно ран, осколков,
Сколько стычек, бессонных пустых ночей,
Прощальных фото, оставленных для чьих-то чужих потомков,
Сладких, никчемных, лживых речей?
Сколько выжженных чувств, фальшивых признаний, обманов,
Сколько грязи, острых в спину ножей и обугленных фраз,
Сколько перчаток, брошенных в лица, скандалов,
Сколько сломанных судеб, чтоб уяснить, что у нас нет никого кроме нас?
Рвать в клочья все, что было так дорого,
Впиваться в горло зубами, с хрипом вдыхать,
И думать, что на бросок один еще хватит пороха,
