ТОПАЗ
Топаз
Когда я с ним столкнулась, внутри меня словно что-то взорвалось и разлетелось на осколки.
Наверное, потому, что всю вторую половину субботы я ублажала довольно неприятного клиента. Настроение было на нуле, я не хотела возвращаться в офис и пошла гулять по Аояме с желанием купить чего-нибудь, чтобы развеяться. И встретила его. А о нем я мечтала еще со средней школы.
Он был композитором, певцом, снимал фильмы — одним словом, был человеком искусства. Я называла его про себя артистом. Ему было за сорок. Он взорвал меня изнутри, а потом запрыгнул в красную спортивную машину и умчался по зеленому свету светофора, оставив меня наблюдать, как исчезает. Я смотрела ему вслед очень внимательно, словно старалась вдохнуть каждую крупицу его запаха.
Мое душевное состояние мигом улучшилось, и в голову пришла странная мысль о том, что если бы мне было столько же лет, сколько моей маме, у нас, может, что и получилось бы.
Я заглянула в ювелирную лавку рядом с итальянским рестораном, из которого он вышел. Бородатый продавец в костюме-тройке добродушно улыбнулся мне и, придирчиво осмотрев мои пальцы, сказал, что на них хорошо смотрелся бы топаз.
Даже в тот момент я все еще думала о нем, моем артисте, о его лице, музыке, кинокартинах, поэтому, когда услышала голос продавца, мне показалось, что это он со мной заговорил.
Я вытащила бумажку в десять тысяч иен, полученную от неприятного клиента, которого забавляла в номере дорого отеля вся голая, вспотевшая и липкая от различных выделений, надела кольцо с топазом и представила себе, что стала любовницей сорокалетнего артиста. Пробормотав под нос что-то типа «Вот, потрудилась для меня, я тебе и купил», я почувствовала, что там, внизу, у меня снова все намокло, хотя и принимала душ полчаса назад.
Оставив продавцу три перемазанных спермой бумажки по десять тысяч иен каждая, я купила кольцо. Выйдя из магазина, взглянула на вывеску итальянского ресторана, перевела взгляд на меню, выставленное у входа, и саму дверь. В этот момент мне показалось, что ресторан стал храмом, и я зашла в него с благоговением, будто собиралась помолиться. Несмотря на утреннее плохое самочувствие, несмотря на то что весь день ничего не ела, несмотря на тошноту после вонючего клиента, который связал меня и пихал в меня вибратор, настроение у меня оказалось на высоте. Рослый официант проводил меня вглубь, к самому дальнему столику.
Он поинтересовался, что я буду пить, и я заказала пиво. Затем, когда передал мне меню с милым котенком на обложке, я назвала имя моего артиста и спросила:
— Я слышала, что он часто вас посещает…
— На самом деле сегодня он изволил пожаловать после двух месяцев отсутствия, — ответил официант, улыбаясь.
Я съела рыбок под уксусом, которых посоветовал мне официант, и запила пивом. Потом долго сидела и развлекала себя мыслями, что я действительно любовница артиста, а недавно мы обедали тут и болтали о нашем ночном сексе, рассуждали о том, кто прошлой ночью был зверем в постели, после он встал и ушел первым, потому что очень известный и у него масса дел. Внезапно в кармане раздался звонок пейджера.
Он прерывистым эхом прокатился по всему ресторану, искромсав мои мечтания, подобно тому как ножницы режут бумагу на мелкие кусочки, и мое ликование в один момент съежилось и застыло, будто его заморозили.
— Чем занимаешься?
Телефон стоял рядом с кассой. Добрый официант, что-то вписывая в длинный лист бумаги, посмотрел на меня ласковым взглядом, как бы желая пожалеть меня за мою занятость. Мне почему-то стало стыдно, будто моя мама увидела, как я занимаюсь сексом.
— Акико, сегодня ведь суббота, так много людей звонят…
Надтреснутый голос мама-сан, словно длинное щупальце, перемазанное липким соком плотоядного растения, утащил кусочки моих разбитых мечтаний в самую глубь черной дыры. Я тихо извинилась.
— Так ты где? На Аояме? Обедаешь? Ты же знаешь этого врача из Киото, клиента Ёсиэ? Да, господина Ямагиси. Так вот, у Ёсиэ сегодня месячные, выходной, и господин Ямагиси говорит, что хочет, чтобы ты пришла. Да, на два часа, но если ты как следует его обслужишь, он продлит время на сколько тебе угодно. Ёсиэ всегда продлевает на два или три часа и получает сто или двести тысяч за раз. Давай скорее к нему в отель. Только много не ешь, а то сама знаешь, как он любит клизму.
Когда я повесила трубку, мне показалось, что улыбка высокого официанта исчезла с лица, и мои щеки покраснели и стали горячими. При выходе из ресторана садомазо игрушки в моей большой черной сумке зазвенели, и этот звук напомнил мне звук собственного голоса, когда меня во время любовных игрищ заставляют произносить какие-нибудь слова, и я повторяю их, сгорая от стыда. Я изо всех сил попыталась собрать хотя бы остатки мечтаний о моем любимом артисте, но и они бесследно исчезли.
Ямагиси было слегка за тридцать, он был высок и мускулист. Мне он нравился. У него было красивое лицо и длинные, как у пианиста, пальцы. Он душился одеколоном, запах которого я раньше никогда не встречала. Мне было стыдно раздеваться перед ним.
Я попросила выключить свет. В ответ он рассмеялся и выполнил мою просьбу, но отдернул занавески и велел мне встать прямо перед окном. Заливаемая лучами заходящего солнца, проникавшими через слегка изогнутое окно «Нью-Отани Тауэр», я стояла и смотрела на сбившиеся на хайвее в плотную пробку машины и грузовики. Они казались мне кучей гусениц и производили отталкивающее впечатление. Мне стало неприятно.
Ямагиси достал из своего чемоданчика плавательную шапочку серебристого цвета и приказал мне, убрав волосы, надеть ее.
— Какое у тебя большое лицо! — воскликнул он, посмотрев на гладкий серебристый шар, в который превратилась моя голова.
На мне в тот момент были только шапочка, трусы, лифчик и туфли на высоких каблуках. Ямагиси достал пиво из холодильника, отпил глоток и распорядился:
— Потряси попкой, будто ты стыдливая офисная леди, которой до ужаса хочется трахаться. И сними трусы.
Начав крутить немного нагревшимся под вечерними лучами солнца мягким местом, я заслужила его неодобрение:
— Ну чего ты дергаешься как на зарядке?! Я засмеялась, но в тот же момент пожалела
об этом. Ямагиси со стуком поставил банку с пивом на стол и закричал:
— Не смей!
Я испугалась. Он подошел ко мне, содрал лифчик и сильно сжал пальцами соски.
— Здесь и вот здесь! — Он сжал меня внизу. — Дура! Какого хрена ты ржешь?! У тебя же даже личности нет! Ты своими куриными мозгами хоть можешь сообразить, что такое личность?! Вот ты не личность, а такие, как ты, не ржут, а сидят на жопе и стесняются!
Он покрутил пальцами мои соски и потер кожу внизу. Мне стало так больно, что я чуть не описалась, но, испугавшись, что он меня снова выругает, стерпела и попросила прощения, опустив глаза.
