– Да ты, кузен, философ?
– А то! Думаю, нужно начинать записывать великие мысли для грядущих поколений.
– Не трать зря силы. В наше время никто уже ничего не записывает. А для грядущих поколений останутся только фитоняшки из Инстраграмм с губами-уточками. У тебя на их фоне нет ни малейшего шанса.
– Да щас! Это они потеряются на моём. Их – десятки и сотни. А я – уникален.
– И очень, очень скромен.
– Скромность не все считают достоинством.
– Ты – нет?
– Определённо.
Александра нравилась эта пустая болтовня. Обычно она трепотню не любила, но сейчас она отвлекала её от мрачных мыслей, страхов, развеивала тягостную темноту, веками накапливающуюся под сводами подземелья.
– Если бы можно было просто помочь друзьям сбежать, – вздохнула она.
– Даже не думай об этом. Нужно найти способ договориться с Арли. Иначе нам отсюда не выйти. Замурует где-нибудь до прихода Росио и вся недолга.
– Легко говорить – договориться? Ты его когда-нибудь видел? Ничего человеческого.
– Тебя так легко обмануть формой? Важно внутреннее содержание. Ну, в смысле, красивый внутренний мир и всё такое прочее…
– Сомневаюсь я, что там есть хоть какой-нибудь внутренний мир.
– Отец всегда с уважением относился к Арли. Но для тебя, он, понятно, не авторитет.
– А для тебя – авторитет?
– Конечно. Он не идеален, но для меня он делал всё, что мог. И для матери – тоже. Быть преданным тому, кого любишь – для меня это одно из подлинных достоинств. Верность. Людям и убеждениям.
– Я не хочу обсуждать твоего отца. Мне он не показался хорошим человеком.
– А что ты вкладываешь в понятие «хороший человек».
– Ну, для начала, человек должен быть добрым.
– Это – как?
– Думать не только о себе, но и других. Уметь с ними считаться. Делиться с тем, у кого чего-то не хватает. Не проходить мимо чужой беды, уметь оказать помощь. В общем, почему я вообще озвучиваю эти очевидные для всех истины?
– Да не очевидные они! Добрые люди столько зла воротят. Чаще всего по-настоящему добрые как раз не боятся выглядеть плохо, и совершают поступки, идущие вразрез с фальшивыми ценностями. Люди хотят казаться лучше, чем они есть. А Арли и мой отец не прикрывали свои пороки фальшивыми цветами добродетели. Но они были не хуже других.
– Мой отец убивал.
– Он один это делал? Разве всё, что живёт на этой земле, не убивает? Разве сама ты каждый день не ешь мясо, которое раньше было милой доброй хрюшей, уточкой, курочкой или даже маленьким телёнком?
– Ненавижу это подземелье! Стоит сюда войти, как начинают меня живностью кошмарить! Да что же это такое?
Дэмиан, бросил на неё удивлённый взгляд, в ответ Александра лишь отмахнулась:
– Это всё общие слова. Зло каждый раз пытается доказать, что добра нет. Но это не так. Да, идти у своих пороков и дурных наклонностей легче. Да, меня не меньше тебя отвращают фальшивая добродетель своей приторной фальшью. Она похожа на запах духов, которыми тщетно пытаться скрыть смрад немытого тела. Но люди должны пытаться стать лучше. По-настоящему. Извини, что утомляю тебя своими моральными сентенциями. Но не я начала этот разговор.
– Ладно, может быть и так. Но иногда людям, чтобы выжить, приходится совершать нелицеприятные поступки.
– Иногда, возможно, лучше и не выживать, – отрезала Александра и вдруг почувствовала себя святой хоругвью, поспешила объяснить свою мысль. – Если для того, чтобы выжить, нужно убить нападающего на меня бандита, я убью, если смогу. И совесть меня мучить не станет. Для того, чтобы спасти слабого от жестокого и сильного, я могу решиться проголосовать за казнь. Но если для того, чтобы выжить, мне придётся решать, кому жить и кому умирать, заведомо зная, что оба невинны… лучше умирать как жили – вместе.
– А если речь будет о том, чтобы умер кто-то… посторонний, может невинный, а может и нет, но его смерть спасёт жизнь тому, кто тебе дорог?
– Я откажусь.
Дэмиан взглянул на неё удивлённо и с явным недоверием.
– Если для того, чтобы самое дорогое для меня существо выжило, обязательным условием станет смерть другого – я откажусь. Я могу предложить лишь мою жизнь в обмен на жизнь. И никакую другую. В этом и разница между добром и злом для меня. Не любой ценой, Дэмиан. Жизнь не стоит так дорого, как мы иногда думаем. Мы всё равно все умрём. Никто в итоге не избежит этого. Не стоит разрушать душу…
– А если человек не верит в душу. Не верит в бога. Если он материалист и согласен считать эту жизнь единственной и конечной?
– Тогда он должен признать, что та самая жизнь, которой он столь высоко дорожит и для другого имеет ту же цену. Кто мы такие, чтобы забирать другую человеческую жизнь?
– То есть, не при каких условиях? Никогда?
– Я же говорю – только при самообороне.
– Да. Довольно странно для дочери тёмных магов и прирождённой некромантки иметь такие убеждения.
– Не то, чтобы мой дар спрашивал у меня о моих желаниях.
– Если бы ты могла выбирать, чтобы выбрала?
– Целительство, – не задумываясь, ответила Александра. – А ты?
– Всего и понемногу. То, что облегчает жизнь, позволяет её украсить и сохранить. Знаешь, будет любопытно посмотреть…
– На что?
– Насколько долго ты сумеешь остаться верна собственным принципам? Или они развеются с первыми порывами ветра?
– Думаешь, я такая слабая?
– Ты не слабая. Но ты идеалистка. Не то, чтобы мне это не нравилось, пойми правильно, но – обернись. Мы на тёмной стороне. И, в отличие от тебя, большинство из окружающих тебя дважды колебаться перед тем, как нанести удар, не станет. Нравится тебе или нет, но тебе придётся обрасти шкуркой потолще. И я уверен, ты с этим справишься. Ты ведь из рода тех ещё серпентариев.
– Ты хочешь меня обидеть? 9a53a3
– Я хочу, чтобы ты выжила.
– Думаешь, есть шанс, что этого не случится?
– Случится. Ничего страшного, если ты откажешься пачкать свою душу, моя дорогая. Я прикрою. И я испачкаться не побоюсь. Потому что, в отличие от тебя, из двух жизней я выберу ту, что мне дороже. И плевать, насколько невинен тот, кого придётся принести в жертву. За того, кого люблю, я заплачу любую цену. Любой ценой. И думай обо мне, что хочешь. Но мы, темные маги, все такие. Что молчишь?
– Тебя слушаю, – откликнулась Александра.
– Разочарованна?
– В тебе?
Отчего-то пристальный взгляд ледяных, прозрачных глаз заставил её в смущении отвести глаза.
– Нет.
