А вот Адейр оставался с монстрами один на один. Если бы экран не треснул, если бы твари не расползлись по всему огромному залу, шансов бы выжить у кузена было меньше нуля.
Глава 7
Всё в Магистратуре Магии стояло на ушах. Прибыли спецагенты из Департамента Магии и Министерства образования – доктора и копы. Все что-то снимали, обмеряли, фотографировали, записывали. Попутно брали показания у свидетелей, то есть у нас.
А я толком ничего рассказать не могла. Моё внимание было поглощено сражением с «моим» василиском. Своими же подозрениями с чужаками я делиться не собиралась.
Директор находился в крайне тяжёлом состоянии. Каким-то образом змее удалось его достать и яд василиска ввёл его в кому. Состояние мистера Мэйсона квалифицировали как стабильно-тяжёлое. Прогнозы были положительными, других пострадавших не было. Так что, можно было считать, что инцидент исчерпан. Всё закончилось хорошо. Хэппи-энд.
Но мой внутренний голос никогда не ошибался. И он прямо-таким кричал о том, что это никакой не конец.
Это только первая часть. Возможно, вводная.
***
– Мисс Старлинг? – окликнул меня незнакомец в форме стража магического порядка.
– Да?
Взгляд задержался на правом рукаве его кителя, где не было положенных знаков отличия.
Знаков отличия не носили в подразделении, где служил мой отец. И вряд ли это можно было считать хорошим знаком?
У мужчины было худое, словно обтянутый кожей череп, лицо и горящие, как два угля, глаза.
«Неприятный тип», – решила я.
– Ваш опекун ранен. Он теперь не может исполнять взятые им на себя обязательства.
– Но это же временно? Меня заверили, что мистер Мэйсон поправится.
– Да, но это случится не завтра и не послезавтра. На восстановление ему может потребоваться много времени. Вы же, как несовершеннолетняя, не можете распоряжаться собой.
– Полагаете, что здесь, в Магистратуре, на полном пансионе, мне может потребоваться дополнительный контроль?
– Контроль, как вам, возможно, ещё неизвестно, лишним не бывает, – с холодной улыбкой сообщил мне собеседник.
Отчего-то у меня при одном взгляде на него начиналось колотиться сердце. То ли от испуга, то ли от злости – не разобрала ещё.
– До тех пор, пока мистер Мэйсон не поправится, я буду приглядывать за вами.
– Это совершенно излишне… – начала, было, я.
– И абсолютно исключено, – раздался ледяной голос за моей спиной.
Обернувшись, я увидела высокую, стройную леди средних лет, элегантную и стильную. В ней за версту чувствовалась порода.
И родная кровь.
Женщина отчеканила:
– Мисс Старлинг совершенно не нуждается в опеки кого-бы то ни было из вашей организации.
– Я действую согласно Уставу.
– А я – согласно закону. Вы имели бы права на опекунство над дочерью Оллджера Старлинга лишь в том случае, если бы не осталось ни одного кровного родственника, способного позаботиться о ней. Но, по счастью, под небом ещё достаточно Морелов, чтобы вашей организации не нужно было затрудняться решением этого вопроса.
Улыбка у женщины была прямо-таки вымораживающая.
– Морелы отказались от этой девочки!
– Вы можете подтвердить это документально?
Несмотря на то, что я никогда прежде не видела мою бабку я сразу её узнала. И, как не странно, мои симпатии были на её стороне – я категорически не желала попадать под власть человека с чёрными глазами, что заставляли каменеть почище взгляда василиска.
Мужчина с ненавистью посмотрел на женщину в годах, решительно вставшую у его на пути.
– Вы согласны юридически оформить опеку над вашей внучкой, Оливия Морел?
– Уже, – всё с той же вымораживающей и одновременно с тем безупречно вежливой улыбкой, она протянула ему свиток документов.
Она лишь бегло взглянул на них и кивнув, молча вышел, оставляя нас наедине.
Какое-то время молча друг друга разглядывали.
Было время, когда я всерьёз и горячо ненавидела всю мамину родню. Мама никогда не говорила о них, но и не надо было. Я и без того понимала, как эта тема для неё болезненна. Всегда думала, что при встрече наговорю им много гадостей. Пусть знают, чего стоят, высокомерные заносчивые снобы! Странные люди, ценящие сухие догмы выше живых чувств.
Я хотела отомстить за маму не делом, нет! Но больно ранить словом – самое то!
Однако жизнь этой породистой, высохшей от горя, но не утратившей высокомерного лоска, даме уже и без меня отомстила. Куда там мне со всеми моими амбициями? Фантазии не хватит. Похоронив сына, она возненавидела дочь. А теперь и дочери у неё больше нет. Нет возможности примириться или поссориться, поругаться или обняться.
Если дети – это крылья, то у этой птицы оба крыла оборваны. Никогда ей не полетать. Я хотела бы её ненавидеть или пожалеть; хотела бы злиться или любить, но я смотрела на стоящую передо мной женщину и не чувствовала ничего.
Это было так странно.
– Вот, значит, какая ты? – протянула женщина. – Внешне похожа на свою мать. Только кость широкая.
Она это делала нарочно. Этакое отточенное аристократическое хамство без единого оскорбления – лишь вежливое, вымораживающее душу пренебрежение в каждом слове. Не «моя дочь» – «твоя мать». А «широкая кость» – признак плебса в глазах таких, как моя «бабуля».
Она сказала – я услышала. И последний шаткий мостик, что ещё можно было попытаться выстроить между нами, рассыпался пеплом, не успев наладиться. Первое впечатление невозможно произвести дважды.
Я скупо улыбнулась Так, штрихом, наметившим улыбку. Обещанием, намёком – призраком.
– Спасибо, что вступились за меня, миссис Морел, – сказала я. – Ваше вмешательство пришлось как нельзя более кстати. Сомневаюсь, что сотрудничество с таким человеком, как… ах, я ведь даже не знаю его имени? Но это к лучшему. Нам ни к чему сводить более тесное знакомство с ним, кем бы он ни был. А сейчас, если вы не возражаете, я с вами попрощаюсь?
На сухом лице с высокими острыми скулами вспыхнул лихорадочный, яркий румянец:
– Что значит – «я с вами попрощаюсь»?! Я приехала в такую даль не за тем, чтобы обменяться парой ничего не значащих фраз.
Я приподняла бровь:
– Ничего личного, мадам. День был тяжёлый, а вечер, так и вовсе кошмарный. Я бы хотела отдохнуть.
– Мы живём в страшном мире, моя дорогая. Отдыхать здесь приходится редко, ну, ничего, отдохнём после смерти, – ядовито процедила «бабуля» через плотно сжатый, ярко напомаженный рот. – А пока – привыкай к кошмарам.
