Господин психоаналитик полтора часа терзал мой слух наиглупейшими вопросами.
Монотонный голос раз за разом раздражал, терзая оголённые нервы.
Что я отношу к сексуальным девиациям?
Я выложил ему всё, что знаю. Разделил половые извращения как по отношению к объектам, так и по способу их реализации.
Изъяснялся я пространно и подробно, очень надеясь, что доктор устанет слушать и отстанет.
Он не отстал.
Любезным тоном предложил самому определить мои сексуальные отклонения, раз уж я так отлично разбираюсь в теме.
Не менее любезно я сообщил, что геронтофилия, зоофилия и педофилия не мой профиль. Эгсбиционизм глубоко мне чужд, чего о вайеризме не скажешь. Ещё я страдаю (или наслаждаюсь, это уж как посмотреть) приступами мазохизма, но слава богу, садистских склонностей за собой не замечал.
Считаю ли я необходимым лечиться от гомосексуализма?
Хм-м…
А зачем мне лечиться от того, чем я не страдаю?
Не в смысле того, что я наслаждаюсь процессом, просто гомосексуализм подразумевает наличие полового влечения к особям своего пола, а я к мужчинам такого не испытываю.
А как же Ральф?..
Ах! Вы заставляете меня краснеть, доктор!
Значит, вы в курсе моих маленьких шалостей? Что ж тут скажешь? Увы! Из любого правила, даже железного, случаются досадные исключения. Молодость — время поиска и эксперимента. Не всегда, к слову, удачного. К тому же Ральф — вы же его видели, доктор? У него совершенно андрогенная внешность. Как, собственно, и у меня. При определённом освещении и после определённой доза алкоголя или опиума нам обоим так легко сойти за женщин.
Если на то пошло, Ральф единственная особь мужского пола, делившая со мной постель.
Вслух я этого не говорил, но история наша запутанная и сложная. Отрицать наличие секса между нами было бы ложью, но, если опускаться до описания грубой физиологии, дело до непосредственной близости никогда не доходило. Между нами всегда была Синтия. В прямом и в переносном смысле. Но об этом, доктор, я вам рассказывать не стану. Джентльмену не следует порочить имя дамы.
Итак, на чём мы остановились?
Ах, да! Ральф был. Но лечиться от гомосексуализма я всё равно не буду. Считаю тему исчерпанной.
Отношу ли я себя к бисексуалам?
Доктор, помилосердствуйте! Да что же это такое?! Вы всё утро пристаёте ко мне с неприличными вопросами?
Ах, у вас работа такая? Надеюсь, она вам хотя бы нравится? Меня от ваших вопросов уже тошнит.
Хорошо. Если клятвенно обещаете отстать — отвечу: да-да-да! Я могу спать, как с женщиной, так и с мужчиной.
И вы тоже, кстати.
И большинство людей.
Да я и не утверждаю, что вы это делаете. Можете делать — это факт.
Не надо придавать сексу большого значения, доктор. Не стоит носиться с ним, как антиквар с раритетной вазой или курица с первым яйцом. Обсуждать можно любовь и ненависть, понимание и непонимание между людьми. Вот что интересно нормальному человеку. А если вы получаете удовольствие от скабрёзных рассказов — поздравляю! Вам пора стать собственным пациентом, доктор.
Что такое секс, по-моему?
Вы же обещали, что предыдущий вопрос — последний?
По-моему, секс, это телесный процесс, связанный с раздражением нервных рецепторов. Это как пищеварительная система, дыхание, сердцебиение. Хороший секс — это дело техники. Не обязательно испытывать эмоции к партнёру для того, чтобы достичь желанной разрядки. Раздражение нервных рецепторов в определённой последовательности и в определённом ритме даёт нарастание импульсов. Напряжение нарастает-нарастает-нарастает, доходит до точки кипения и потом — бах! Вы получаете то, что хотели — вожделенный оргазм. За ним следует разрядка.
Процесс закончен.
Как, собственно, наш и разговор.
Вы кончили, доктор?
Я зря сорвался.
Господин Ф. хороший доктор. Ответственный. Он просто честно пытался отработать папочкины деньги.
Совершенно незачем так на меня подозрительно и обиженно коситься, сударь. Я, кстати, идеальный пациент.
Попробовали бы вы задать подобные вопросы Ральфу, сэр. Почувствовали бы разницу».
10 октября 1855.
«Я ждал её всё время, каждый день, каждый час и всё же оказался неготовым к встрече.
Мой взгляд, изголодавшийся по женским силуэтам, по мягким изгибам волнующих женских фигур, с жадностью впитывал в себя образ Синтии.
Может ли в мире быть что-то более уродливое, чем современный фасон женского платья? Женщина просто безвозвратно тонет в наряде, её немилосердно расплющивает кринолинами и корсетами, давит грудой материала и китовыми усами.
Я не одобряю современной моды. Но Синтия мила даже в них.
Она очаровательна в любом костюме. Как, собственно, и вовсе без оного.
Новое, с иголочки, платье воздушными волнами лежало на широком кринолине, находясь в полной гармонии с алыми туфельками на трехдюймовых каблуках. Лиф платья туго обхватывал безупречную талию, подчёркивая волнующе упругую грудь.
Моя дорогая старшая сестрица являла образчик аристократических манер и благополучия, в совершенстве владела томной элегантностью и небрежной грацией.
Взгляд тёмных миндалевидных глаз, отсутствие резвости и молчаливость с лёгкостью вводили наших многочисленных знакомых в заблуждение насчёт ей истинного характера. Люди принимали Синтию за леди, наделяя её в своём воображении такими прекрасными женскими качествами, как скромность, девичья стыдливость, домовитость, сдержанность в чувствах, самоотверженность.
Но всё это было Синтии чуждо. В действительно она резка в суждениях, заносчива, самовлюблена до крайности и до крайности же сластолюбива.
В не таком уж далеком детстве сестрёнка не уступала нам с Ральфом в искусстве фехтования, лазанья по деревьям и скалам. Как и мы, она обожала носиться на лошадях без седла.
Синтия никогда не признавала опасности. Она не видела её в упор.
У нас с Ральфом, как у любого мужчины из рода Элленджайтов, всегда был второй, третий, и даже четвёртый шанс. Да хоть сломай мы шею, нам это не грозило немедленной гибелью. Любые переломы у нас срастались в течение часа, я уже не говорю о ранах и порезах.
Но у Синтии второго шанса не было.
А она упрямо игнорировала этот факт.
Иногда мне казалось, она нарочно устраивает между нами это негласное соревнование. Словно задаваясь целью не только догнать, но и перещеголять по части безумств.
Мама не хотела видеть этих странностей в поведении и характере своей дочери.