У ярко выбеленного бордюра лицом вниз лежал парнишка. На куртке его толстыми нитками был вышит скорпион.
Перевернув с живота на спину, я мог только с грустью констатировать, что любая помощь уже лишняя — пацан мёртв.
Грусть, как это часто со мной случалось, легко оборачивалась гневом.
Я шагнул к чернявому.
Он попятился от меня с ужасом в глазах, мотая головой из стороны в сторону.
Схватив его за грудки, стянув воротом шею, я яростно зашипел ему в лицо:
— Я не знаю, кто твоя сестра — дура или шлюха? Возможно, и то, и другое вместе. Но знаю одно — она этого не стоит!
Он по-прежнему трясся в моих руках, как осенний лист на ветру:
— Не… не надо! Не убивай…
Я с отвращением разжал пальцы:
— Убирайся.
Амара продолжала стоять посредине улицы, хлопая густо подведёнными глазами. Я с тревогой подумал о том, что случайная пуля в перестрелке только чудом не попала её хорошенькую, но совершенно безмозглую головку.
— Этого ты хотела? — рявкнул я на неё.
Подъехал полицейский наряд. На разговоры с ними у меня не оставалось сил. Боль и кровопотеря сделали своё дело. Но главное — беседовать не было желания.
— Эй, парень, ты куда? — схватил меня за руку один из стражей закона.
От усилия, которой пришлось сделать для внушения, из носа закапала кровь, но спустя мгновение сержант моргнул, выпуская мой рукав.
— Какого черта ты его отпустил? — кивнул ему напарник.
— Кого?
— Да того смазливого красавчика?
— Какого красавчика?
Напарник тоже моргнул и начисто забыл о моём существовании.
Кое-как я вполз в машину. Кое-как закрыл за собой дверь.
Нужно было побыстрей убраться со стоянки, пока кому-нибудь снова не пришло в голову заинтересоваться моей персоной.
Чувствовал я себя отвратительно.
Совесть терзала так, будто я собственноручно пристрелил этих юнцов. И это было глупо, потому что был тот редчайший случай, когда моей вины не было никакой.
Стараясь вести машину плавно, без рывков, я направился в сторону отеля.
Штук девять пуль засели у меня в теле. Одни раны щипали, другие — зудели, в третьих чувствовалась ломота.
В глазах то темнело, то двоилось. Голова кружилась.
Пальто было безнадёжно испорченным. Одно хорошо — хоть тёмное. Для того, чтобы заметить, что на нём не следы грязи, а кровь, нужно хорошенько присматриваться.
Боль не унималась.
Создавалось впечатление, будто каждая мышца, каждый сосуд содрогаются от напряжения и голода.
За ужином я едва сдерживался, чтобы не сорваться и не накричать на моих красавиц, ни в коей мере не заслуживших резкого слова. Раздражало буквально всё: свет — слишком резкий, звуки — громкие, официанты неуклюжие, скатерть на столе — полная безвкусица.
Уже не говоря о том, что есть я не мог, а всё равно приходилось, что только увеличивало недомогание.
— С тобой всё в порядке?
Тревожно спросила Катрин, когда мы вышли из лифта, поднявшись на свой этаж.
— Нет.
Лгать не хотелось. Не любитель.
— Что случилось?
— Так. Кое с кем не поладил. Пустяки.
— Пустяки?
— Да, пустяки!
Я ответил резче, чем хотел. А она, как всегда, всё воспринимала болезненно и остро. Катрин именно такая.
— Извини, я немного не в себе, на взводе. Отдохну — всё пройдёт.
— Спокойной ночи.
— И тебе, — ответил я.
А на душе было мутно и гадко.
Бог свидетеля, я не планировал возвращаться в Асторию. Но обстоятельства складывались так, что этого трудно избежать. Мне нужна была кровь — кровь Элленджайтов.
И только в одном месте, у одного человека я мог её получить.
* * *
Осенью ночь наступает рано.
Не было и десяти, но она давно успела опуститься на город, залив улицы, дороги и скверы темнотой, которую редкие фонари скорее подчёркивали, чем разгоняли.
Я жадно втягивал в себя ледяной воздух, стараясь хоть как-то охладить кровь — она, казалась, превратилась в лаву и выжигала внутренности.
Так бывает всегда, если физические повреждения требуют слишком больших ресурсов для восстановления, а внутренних резервов организма не хватает. Именно тогда и проявляются все те негативные реакции, что сыскали членам моей семьи дурную славу — истерики, неудержимая агрессия, повышенная сексуальная возбудимость.
Шёл ледяной дождь. В воздухе будто невидимые руки протянули нити изо льда.
Асфальт, покрывшись наледью, всё время норовил выскользнуть из-под ног. Зато цветным лучам на крыше Астории было раздолье — они отражались в льдинках, как в зеркале. По всей округе плясали радужные цветные зайчики.
Атмосфера чувственного порока ощущалась за квартал от этой цитадели разврата. Оплетала липкой паутиной, мягким коконом.
На сей раз то ли от того, что я пришёл позже, то ли тому была иная причина, но в зале словно пульсировал оголённый нерв. Ток, живой, трепещущий, как кровь из отваренной раны. Народу — больше. Напряжения — больше. Нечто возбуждающее, агрессивное разлилось в воздухе, ощущалось вкусом на языке — азартное предвкушение хищной поживы.
Зал был пропитан насквозь сексом и насилием.
— Мне нужно увидеть Ливиана Санфила, — заявил я официанту.
— Мистер Санфил сегодня не работает.
— Жаль.
Это было не то слово.
Официант продолжал услужливо гнуть спину, напоминая мне о необходимости сделать заказ.
— Бренди. Со льдом, — кивнул я ему.
Я принялся оглядываться по сторонам.
Девочки тут были симпатичные, мальчики — услужливые. Всё по высшему разряду, как я и люблю.
И бренди, к слову, отличное, высшего качества.
Стриптизёрши крутились вокруг шеста, но я не любитель грязных танцев. Поэтому я принялся выискивать взглядом что-нибудь поинтереснее. И вскоре нашёл.
За соседним столиком сидел черноволосый мужчина в щегольском костюме, ладно сидящем на его высокой худощавой фигуре.
Незнакомец отнюдь не был великаном, вряд ли до шести футов дотягивал. Но это никак не мешало общему впечатлению — перед вами смертельно опасный хищник, не особо стремящийся к тому чтобы спрятать когти и выглядеть цивилизованно.
Почувствовав, что на него смотрят, мужчина поднял взгляд. В нём читалась сдерживаемая сила — зверь, сидящей на поводке.
