Центром зала была широкая лестница из белоснежного мрамора.
Линда попыталась вообразить, как же выглядело всё это раньше, когда сверкало и переливалось тысячами реальных, а не воображаемых, огней?
Немудрено, что слава о приёмах в Кристалл-холле пережила своих владельцев.
Достав план здания, она попыталась разобраться в схеме. В тонущих во мраке ходах, согласно документу, находились столовая, гостиная, музыкальный и бильярдные залы, библиотека. Слева — бассейн, справа — фехтовальный зал и оранжерея.
Линде казалось, что с каждым шагом она всё сильнее влюбляется в это место.
Лестница вывела их на второй этаж, в широкий и длинный холл, идущий по периметру хрустального купола, спрятанного за правой стеной.
С левой стороны, словно в отеле, располагались многочисленные комнаты. Все, как одна, двери были из красного дерева.
Толкнув одну из них, они вошли внутрь.
Линда отчего-то ожидала, что в комнате будет светло, но окна и тут были закрыты.
Единственным источником света по-прежнему оставалась масляная лампа в руках Калхауна.
Шторы здесь были такие же ветхие, как и в особняке Синтии. Посредине комнаты возвышалась кровать под резным балдахином. Приблизив лампу к ней, чтобы получше рассмотреть матрас, Линда чуть не задохнулась от отвращения — с полсотни чёрных насекомых бросились врассыпную.
— Тараканы! — визгнула она, отшатываясь. — О, господи! Какая гадость!!!
Попятившись, поспешила выйти.
— В других комнатах почти та же картина, — прокомментировал Калхаун. — Да и что вы хотите, учитывая, сколько времени всё тут пустует без хозяйского-то пригляда? В общем, впечатление о доме вы составили, так что, делать нам здесь больше нечего.
Что ж? Калхаун прав. Цель, с который они прибыли в Хрустальный Дом, достигнута. Задерживаться не имеет смысла.
Линде казалось, что дом смотрим ей вслед, как брошенный щенок, безмолвно крича: «Что же ты?! Ты же обещала приютить, защитить, а теперь уходишь?».
«Я вернусь, — шепнула она тихо, поглаживая настывшие за века стены. — Я вернусь и помогу тебе. Обещаю».
3. Катрин. Наследство предков
Обитатели колледжа N. занимались привычными делами. Кто-то отправился на утреннюю пробежку, кто-то в библиотеку. Немногие счастливцы просто отдыхали в тени ярких, ещё не успевших сбросить листву, деревьев. Большинство же проводило время на футбольном поле, готовясь к приближающемуся матчу.
Катрин наблюдала за бегающими по полю мальчишками в мокрых от пота майках и волей-неволей прислушивалась к шепотку девиц, сидевших впереди.
Они обсуждали игроков:
— Питт — красавчик. Но если на его смазливую физиономию посмотреть ещё и стоит, то в спальне глядеть определённо не на что! — смеясь, делилась с подругами симпатичная брюнетка. — А у Мэтта, скажу я вам, нет ни унции жира. Настоящий жеребец! Знаете, девочки, у нас с ним договорённость? Я могу переспать с Мэттом, когда захочу, без всякой этой чуши насчёт отношений.
— Всё это кончится слезами, — невольно сорвалось с губ Катрин.
Троица дружно повернулась в её сторону:
— Ой! Смотрите-ка, кто заговорил! Слезами? Твоими что ли, дурочка? Если уж сидишь и греешь уши, так завидуй молча.
— А что ей ещё остаётся? С её-то сексуальностью монахини?
Катрин чувствовала, как от негодования вспыхнули щёки. Она злилась на себя. Зачем было встревать в чужой разговор?
Не желая оставаться, поднялась и побрела через лужайку, окаймляющую здание колледжа, в сторону тёмной длинной постройки.
В прошлые века здесь была конюшня, а сейчас валялся всякий ненужный хлам.
Любители нарушать дисциплину часто приходили сюда покурить.
Катрин не курила. Она искала уединения.
«Ты просто зануда», — говорила кузина Ирис. — «Прячешься ото всех по щелям, точно мышь».
Ирис могла себе позволить быть общительной, горделивой и даже спесивой. Она никогда не жила у родственников приживалкой при живых родителях.
А Катрин довелось.
Родители окончательно расстались, когда ей исполнилось пять. Но они и до этого жили как кошка с собакой.
Да и кто бы ужился с блистательным Огюстеном Кловисом, который не мог пройти мимо ни одного игрового автомата, карточного стола или проститутки, чтобы тут же не потратить всю имеющуюся в запасе наличность?
За то, что их семейная жизнь не заладилась, Катрин мать не винила.
Но вот за то, что после разрыва с мужем весь круг интересов матери замкнулся исключительно на устройстве личной жизни, Катрин простить не могла.
Широко известны случаи, когда, расставшись, родители рвут друг у друга ребёнка из рук.
То был не случай Катрин.
Отец уступил её матери без боя. Мать пыталась пихнуть Катрин обратно к отцу. И, как мячик из пинг-понга, она перелетала из рук в руки родителей пока не произошёл роковой случай, всё изменивший.
Мать отправилась с очередной «любовью жизни, мужчиной мечты» на Мальдивы, доверив дочь Огюстену. Чтобы он был пай-мальчиком, оплатила его долги и даже оставила экс-супругу кредитку с кругленькой суммой.
Не прошло и двух дней после отъезда Джоанны, как горе-папаша, в очередной раз проигравшись в пух и прах, попытался утопить обиду в алкоголе.
Он налакался до полицейского участка, где и пробыл четыре дня.
Все эти дни Катрин просидела в запертой квартире. Потеряв терпение от беспокойства и, ставшего уже невыносимым, голода, она перелезла на соседский балкон.
Соседи, придя с работы, обнаружили у себя замерзшего, истощённого ребёнка и разразился скандал. Появились инспектора из социальной службы. Начался процесс, призванный лишить нерадивых родителей их прав.
В тяжбу вмешались родственники со стороны матери.
Дедушка располагал неплохими средствами, но по возрасту в опекуны не годился. Так Катрин оказалась у тёти Элис.
Мамина старшая сестра была женщиной строгой, но разумной. Племяшку не баловала, но и не доставала. Заботилась о том, чтобы у Катрин всё было хорошо.
Но Катрин никогда не забывала своего места, в то время как Ирис просто купалась в родительской любви.
И вот Катрин здесь. Овладевает желанной профессией. По-прежнему трудолюбива, разумна и — незаметна.
Вечная серая тень.
* * *
Начался дождь. Пришлось покинуть здание, крыша в котором походила на решето.
Катрин выскользнула в дверной проём и по тропинке, огибающей кромку круглого озера, зашагала к виднеющимся вдали корпусам колледжа.
Гравий поскрипывал под кроссовками. Ветер трепал волосы, выбившиеся из хвоста.
