— Не пора. И как не крутись, я всё равно тебя заставлю говорить со мной на ту неприятную тему, которую ты так избегаешь.
— Хочешь поговорить об Артуре? — так зло рыкнул Ливиан, что даже невидимка-Ирис вздрогнула на своём пуфике.
— Отлично. Давай поговорим. Возможно я даже сочту, что ты не такая глупая, бесчувственная и бессовестная скотина, какой хочешь казаться.
Энджел снова рассмеялся. На этот раз в его смехе явственно звучали истеричные нотки:
— Проблема-то в том, что мне нравится быть бесчувственной и бессовестной скотиной. Ну да не об это речь! Вернёмся к нашим баранам? Вернее, к одному бедному барашку. Тебя бесит или удивляет, что я не интересуюсь твоим драгоценным младшим братцем, в этом всё дело, да?
— Нашим братцем, Энджел. Нашим милым младшим братцем, если уж на то пошло. И да — меня это бесит! Ещё как. Меня в этом конкретном случае бесит абсолютно всё, начиная с того, что ты запудрил ему мозги, заставив влюбиться в себя и заканчивая тем, что, окончательно свихнувшись, он решил из-за тебя свести счёты с жизнью.
— Я вообще-то предупреждал, что ни черта у него с этим не выгорит. Зня он меня не послушал.
— Уж ты-то мог заставить его услышать себя. Если бы захотел. Но ты даже не пытался! Не удивлюсь, если идея сигануть с небоскреба тебе и принадлежала.
— Ну… — снова засмеялся Энджел, — он всё время ныл и ныл, что ничего не действует: ни яды, ни пистолеты, ни кинжалы. Я действительно подкинул идейку, мол, прыжок без парашюта с трехсотфутовой высоты может оказаться решением всех проблем…
— Ах ты… — Ливиана схватил Энджела за ворот пальто и сжал его с такой яростью, словно хотели удушить стоявшего перед ним кривляющегося паяца. — Решением проблемы? Подлая мразь! Что ж ты не прыгнул сам?!
— Убери от меня руки. Сам же знаешь, жест эффектный, да толку — чуть.
— Если ты такой смелый да наглый, что же за все эти месяцы ни разу не зашёл навестить бывшего любовника, а? Уверен, Артур был бы рад тебя повидать! Ему как раз не хватает общества. Ведь кроме меня желающих с инвалидом общаться нет.
— Ну и в чём проблема? Он весь твой. Забирай.
— Ты — мразь!
— Есть новость поновее?
— Всё играешь?! Это для тебя игры?! Чтобы ты там о себе не мнил, ты просто малодушный трусливый подонок. Чтобы ты тут не говорил, дело-то в том, что у тебя просто силенок маловато прийти и посмотреть Артуру в глаза. И ты прав. Зрелище, доложу тебе, паскудное. То, что мне удалось отскрести от асфальта, не умирает, но и не живёт. Знаешь, на кого сейчас похожа твоя любимая игрушка? Полудохлая кукла, не способная без моей помощи перевернуться с бока на бок. Он стал обыкновенным жалким паралитиком, совсем как простые смертные, которых ты так презираешь. Его кости не желают срастаться, внутренние органы — функционировать, но он всё равно никак не сдохнет. Его тело пытается, раз за разом, восстановиться, но ничего не выходит. Ничего, кроме непрекращающейся ни днём, ни ночью боли. Обезболивающие и наркотики не действуют. Так что твой нежный и отзывчивый на идиотские затеи любовник заперт в своём теле, как в личном аду. И я с ним, заодно, тоже, вынужден наблюдать нескончаемую агонию, раз за разом, осознавая, что помочь ничем не могу. И чем дольше я это наблюдаю, тем больше тебя ненавижу. Это несправедливо. Почему с тебя всё как с гуся вода? Развлекался ты — а платим мы. И в такие моменты я испытываю по отношению к тебе очень горячее желание — взять, сжать пальцами твоё горло и душить. Душить до тех пор, пока не вытрясу твою грязную душу из твоего прекрасного, соблазнительного тела. Я хочу увидеть, как ты свалишься рядом с Артуром такой же поломанной, как и он, куклой. Я хочу, чтобы на его месте оказался ты.
Лицо Энджела напоминало белую алебастровою маску.
На последнюю реплику Ливиана он криво ухмыльнулся одним уголком рта:
— А ты бы ухаживал за мной так же, как сейчас ухаживаешь за Артуром, милый?
— Я предоставил бы такую честь нашей стерве-сестричке. Уверен, она бы о тебе позаботилась. Без особой радости, но позаботилась бы.
— Это всё? — холодно спросил Энджел.
— В общих чертах.
Ливиан вышел.
В голове и в душе Ирис воцарились полная неразбериха и сумятица. Она не всё поняла, но то, что поняла, её шокировало.
Ей бы время, чтобы успеть со всем этим разобраться, разложить по полочкам, но…
— Привет, Фиалка. Как понимаю, ты тут с самого начала с комфортом расположилась? Ну и как кино? Интересное?
Подняв глаза, Ирис встретилась с ним взглядом, пытаясь понять, сердится? Или Энджелу всё равно?
— Я бы так не сказала, — ответила она, сама удивляясь тому, насколько спокойно и ровно звучит её голос.
— Тебя мама не учила, что подслушивать не хорошо? — усмехнулся Энджел.
— Мама надеялась, что я до этой истины сама как-нибудь дойду. Но постулат весьма спорный. Подслушивая, на самом деле, можно узнать много полезного.
— И что полезного ты узнала сейчас?
Взгляд у Энджела был тяжелый. Он и раньше-то придавливал, как гробовая плита. А сейчас и того хуже. Наверное, следовало испугаться? Пьяный психопат, полумрак, полное уединение. Но Ирис не боялась. Хотела чувствовать страх, но не чувствовала.
Опустошённость. Разочарование. Горечь. Но не страх.
— Что ты совсем не такой, каким я тебя представляла, — честно ответила она на поставленный вопрос.
— Мне извиниться? — саркастично приподнялись брови Энджел.
— А смысл? — передёрнула плечами Ирис. — Если тут кому-то и следует извиниться, так это мне. Если хочешь, так и сделаю. Мне следовало сразу дать знать о моём присутствии. Но, откровенно говоря, я рада что не сделала этого.
— Вот как? Это почему же?
— Потому что вам нужно было выговориться, а мне полезно было всё это услышать.
— Если для тебя всё это так приятно и полезно, так отчего же вид у тебя такой, будто ты сейчас заплачешь?
— Не собираюсь я плакать! — возразила Ирис с куда больше горячностью, чем ей бы хотелось.
— Может быть и не собираешься. Но тебе ведь хочется, правда?
— Тебе это кажется забавным?
— Почему все думают, что я такой уж весельчак? Меня нисколько не забавляют твои слёзы. И ситуация в целом не смешная. У закона Подлости весьма странная специфика. Почему из всех школы именно ты, Фиалка, оказалась свидетелем нашем… хм, миленькой беседы с дорогим братцем?
— А тебе не всё равно? — спросила Ирис.
— Как ни странно — нет.
Ирис отступила на шаг, отшатываясь от протянутой к ней руки. Она изо всех сил пыталась овладеть собой, но эмоции, словно волны, переливались через край, угрожая захлестнуть. Щёки горели, а в глаза попал словно бы даже не песок, а стёкла.
