Кровь Артура была не светлее нефти. И сворачивалась почти моментально. Приступ полностью его обессилел. Артур выглядел измученным и слабым.
Ещё одна особенность представителей нашего рода — кровь никогда не смотрится на нас так же отвратительно, как на других людях. И никогда не отдаёт запахом тлена. Наверное, из-за того, что по-своему составу отличается от человеческой?
Ливиан бесстрастно, как будто перед ним была кукла, отёр следы крови с лица, рук, груди брата.
Потом мы помогли Артуру поменять одежду и постель.
— А знаешь, ты ведь прав, — голос его звучал слабо, удивлённо и тихо. — Мне и вправду лучше.
— Так и должно быть. Наш организм устроен так, что обязательно должен освобождаться от отравляющих его веществ иначе отравит сам себя. Если приступ не возникает естественным путём, его необходимо вызывать искусственно.
— Как всё сложно, — вздохнул Артур, вытягиваясь на своём ложе.
Ресницы его дрожали, опускаясь. Он боролся со сном, неизбежным при такой кровопотере.
Полубессознательное состояние было для него сейчас благом. И я, и Ливиан это прекрасно понимали. Никто из нас не стал ему мешать. Мы оба тихо вышли из комнаты.
— Мне следует тебя поблагодарить.
Голос Ливиана звучал суше, чем, мне казалось, должен.
— Раз следует — благодари. Что тебе мешает?
— Ты злишься на меня? У тебя есть для этого повод?
— Мне кажется, что в том, что случилось с Артуром, вина не только Энджела.
Наши взгляды встретились.
Серые глаза Ливиана были злыми, взгляд — колючим, как у волка, не желающего пускать чужака на свою территорию.
Да, я знаю, я слишком часто сравниваю Сатклиффа с волком. Но что поделать? Он и вправду на него похож.
— Ладно. Мне пора, — отступил я.
— Спасибо, Альберт, — голос его смягчился.
Никто из нас не хотел ссоры. В конце концов, мы друг другу нравились и оба желали остаться в приятельских отношениях.
Но моя интуиция меня не обманывала никогда. А сейчас она прямо-таки кричала, что в отношениях Ливиана и Артура есть скрытое дно. Это дно любопытства во мне не вызывало. Просто то состояние, в котором оказался Артур, отравляло то впечатление, что я успел составить о Ливиане.
— Я зайду ещё. Неприятно это говорить, но скорее всего, сеанс придётся повторить.
— Думаю, Артур возражать не станет. Ты, похоже, ему понравился.
— Это проблема?
— Никаких проблем.
На том и расстались.
Всё тело болело. В глазах стояло облако тумана, которое то сгущалось, то немного рассеивалось.
Я мечтал добраться до дома и упасть в кровать.
Кстати, только добравшись до дома, я понял, что так и не добрался до Линды.
— Ты долго, — приветствовала меня Катрин.
— Правда? Успела соскучиться?
— Мередит звонила. Она сказала, что ты к ним не заходил.
Она — что? Отчитывать меня собралась? Или уличать в чём-то?
— Не заходил. Встретил по дороге Ливиана. Он предложил заехать к нему в гости. Знаешь, у него есть брат? Мы познакомились и неплохо провели время. Такой красивый мальчик.
Говоря это, я подходил всё ближе и ближе, пока не прижал Катрин к стенке, заключив её в клетку из собственных рук.
У моей сладкой блондиночки глаза расширились, а губы побелели, то ли от злости, то ли от страха. Катрин явно нервничала. Её страх доставлял мне в этот момент какое-то извращённое удовольствие.
Потом, когда такие настроения стихают, я почти всегда испытываю за своё поведение стыд. Но в момент, когда меня несёт, словно взбесившуюся лошадь, я своё поведение контролирую плохо. Лучше всего в такое время не попадаться мне под руку.
Но Катрин-то этого не знала. С ней-то до сих пор я всегда был хорошим мальчиком.
— Зачем ты говоришь мне это?
— Ты спросила, где я был. Я отвечаю.
— Мне не нравится твой ответ.
— Ладно. В следующий раз совру что-нибудь.
Пухлые, как у ребёнка, сочные губы, кривящиеся в обиде, дышащие теплом, были так близко, что я не удержался и накрыл их поцелуем.
ГЛАВА 7
Альберт. В первый раз
Я чувствовал, как Катрин колеблется между решением оттолкнуть меня и чисто женским желанием подчиниться, дать волю чувствам, позволить себе быть слабой.
Она была хрупкой, как стебелёк цветка и какой-то… прохладной, что ли? Было в ней нечто, напоминающее колбу изо льда или чистого стекла. Кажущаяся на первый взгляд уязвимой и ранимой, на самом деле эта девушка была выносливой, прочной, обладала решительным и твёрдым характером.
Мне хотелось разнести к чертовой матери весь её железный самоконтроль. Заставить отбросить всё рациональное, как шелуху и посмотреть, что же получится в сухом остатке?
Катрин вырывалась, билась, напоминая обречённую бабочку, угодившую в липкую паутину паука. Я получал какое-то садистское удовольствие, не давая ей возможности выскользнуть из моих рук, уйти от моих настойчивых, жёстких губ. Это было нечто вроде игры. Своеобразные чувственные шахматы. Дикая охота, в которой жертва стремилась скрыться от собственных желаний, а я загонял её в самое их горнило, как гончие гонят волков на флажки.
Наверное, это можно назвать насилием? Очень часто в женских романах можно встретить сцены его описания. Женщинам нравится игры на грани. Нечто похожее на то, когда согласие сомнительно, когда её чувства начинают зависеть от тебя как будто бы даже больше, чем от неё самой.
Но вскоре я понял, что наше противостояние с Катрин грозит нешуточными баталиями. Не игра, а прямо-таки сражение. И, поняв это, разозлился. Да какого лешего милая дама так себя охраняет?!
— Что ты творишь?
Глаза Каролина сверкали от злости, а губы слегка припухли от поцелуев.
— Ты пьян?
— Трезв до тошноты. Это следует исправить, — резко отшатнувшись от моей недотроги, я пробежался взглядом вдоль полок бара, прикидывая, чем бы скрасить вечер.
— Как я понимаю, на твою компанию рассчитывать глупо? Случаем, сейчас не время для вечерней молитвы? Мне думается, ты неправильную стезю выбрала. Нужно было податься не в сестры милосердия, а в монашки, — жёстко бросил я.
— Какая муха тебя укусила? Ты ведёшь себя как…
— Как? — уточнил я, деловито вытаскивая пробку из бутылки шампанского.
— Как хам.
— Тебе не с чем сравнить. Моё поведение в данный момент, конечно же, не верх совершенства, но… хам?.. Фу! Как по-плебейски это звучит. Давай сойдёмся на том, что моё поведение дерзко и недостойно джентльмена? В вашем веке смешно вести себя как джентльмен. Может быть, всё-таки выпьешь со мной, красавица? Или уставом монастыря запрещено? Даже наверняка запрещено. А тебе определённо пойдёт монашеский клобук. Когда разведёмся, напомни сделать щедрое пожертвование…
