Тёмной и непроглядной души монстра, которому самое место в аду.
— Давай разрешим этот вопрос о лидерстве только между собой, не включая в наши игры никого третьего. Только ты и я, — закончил я мысль.
Рэй смотрел на меня, раскинув руки в сторону.
Узкие длинные пальцы спокойно, даже безвольно лежали на спинке дивана, по которому он растёкся.
— Только ты — и я… как многообещающе! Я весь в предвкушении главного десерта! Что же ты предлагаешь, мой сладкий?
— Поединок.
— Поединок? — расхохотался Рэй, словно с разочарованием откидываясь назад, на подушки. — Поединок? Как скучно!
— Будет достаточно весело, — пообещал я.
— И на чём предлагаешь драться? — скучающим голосом протянул Рэй.
— Я же сказал: ты и я. Никого и ничего лишнего. Только сила воли и концентрация внимания.
— Я не слишком хорошо понимаю, о чём ты?
— Я предлагаю выпустить наружу всех наших внутренних чудовищ. Пусть зверь сорвётся с поводка и хорошенько порезвится. Пусть наш чёрный кровавый дар вырвется. Пусть наша боль станет нашим оружием.
— Ты же понимаешь, что существует вероятность того, что один из нас эту увлекательную игру может не пережить?
Я улыбнулся почти нежно:
— Ты хочешь убедить меня в том, будто боишься смерти, Рэй Кинг?
— Боюсь? Я, откровенно говоря, перестал верить, что для такого, как я, она возможна.
Он поглядел на меня с искренним, уже не наигранным любопытством:
— Ты ведь был на той стороне? Что там?
— Ничего. Просто тьма, которую ты даже не осознаёшь.
— Ни бога? Ни дьявола?
— Ни бога, ни дьявола; ни рая, ни ада; ни света, ни тени — пустота. Когда ты умираешь, Рэй Кинг, просто перестаёшь существовать.
— И — всё?
— Увы! Если бы был страшный суд — поверь, уж я бы запомнил. Но всё было просто: в один момент я закрыл глаза — в другой открыл. Между пролетело больше полусотни лет, а для меня — одно мгновение, в котором не было ничего.
Рэй подпёр подбородок рукой, подавляя вздох:
— Значит, не будет ни встреч, ни примирений, ни прощаний? Ни кары? Ни награды?
— Ни искупления, ни кары, — кивнул я.
— Фу! Какой ты скучный! Стоять на позициях грубого материализма для того, кто воскрес из мёртвых как-то… даже слов не подберу, — развёл Рэй руками.
— Слова тут лишние. Ну так что?..
— Насчёт твоего предложения? Почему бы и нет? — равнодушно пожал плечами Рэй.
Равнодушие его не был ни показным, ни разыгранным. Ему, похоже, в самом деле было не особо интересно, выживет он или нет.
— Думаю, для этого мира будет даже лучше, если мы оба проиграем, — усмехнулся я.
Рэй окинул меня саркастичным взглядом:
— Я давно стою на позициях грубого эгоизма. Буду брать то, что смогу и делать то, что захочу, а если кто-то захочет помешать — вот, как ты сейчас, — это может быть интересно. Давай, предлагай своё пари, Альберт Элленджайт. Я тебя внимательно слушаю.
— Рискну тебя развлечь, скучающий хозяин жизни, — насмешливо протянул я.
Рэй вопросительно поднял бровь и поглядел на меня с сарказмом.
«Это я-то?», — читалось в его лице. — «А кто же тогда ты?».
— Мы оба привыкли считать себя хозяевами положения, не так ли? — обратился я к нему.
— Не совсем, — закинул он руки за голову, а ноги на маленький столик, дав мне возможность полюбоваться на его идеально начищенные, отлично сшитые туфли. — Между нами есть существенные различия. Ты родился Элленджайтом, так сказать, в пуховике дворянского гнезда. Трон как бы изначально под тебя был заточен. В моём же случае всё было совсем не так. Я мальчик из низов — из подвала, из грязи.
— Хочешь сказать, ты всего добился сам, в отличии от меня?
— Можешь что-то возразить на это, мой сладкий? Но главное различие между нами, пожалуй, даже не в этом.
— А в чём же, по-твоему?
Взгляд его словно сделался холоднее на несколько градусов.
— Твоя семья была твоим щитом. Моя семья была моим балластом.
— Звучит отвратительно.
— Будем тратить время на поиски сходств и различий?
— Ты ведь уже понял суть моего предложения, Рэй. Я предлагаю поединок воли и способностей. Мы оба умеем терпеть боль и умеем доставлять её. Давай выясним, у кого это получается лучше?
— Какие детские игры, — рассмеялся Рэй, откидывая с лица упавшие волосы.
— Ты отказываешься?
— Нет, почему же? Иногда поиграть интересно. Особенно — с достойным противником. Но прежде чем игра начнётся, давай чётко обозначим правила. Чтобы в ходе эксперимента не возникло, так сказать, разногласий. Можно использовать подручные средства?
— Какие?
— Ножи, гвозди, стёкла, электропроводку — всё, что способна придумать моя крайне нездоровая, но развитая фантазия?
— Можно. Но как в шахматах — за один раз только один ход. Повторяться самому, как и повторять действия за противником нельзя, — с усмешкой добавил я. — Минус в карму.
— Обижаешь, милый. Повторяют за кем-то что-либо только люди ограниченные и неуверенные в себе, к коим себя ни на секунду не отношу. Что засчитается за проигрыш? — деловито спросил Рэй.
— Проиграет тот, кто первым утратит выдержку.
Рэй засмеялся. Весело и зло. Как будто его веселила одна мысль о том, что кто-то может подумать, что может соперничать с ним.
— Отлично! Правила просты, ясны и понятны. Осталось выяснить самую малость.
— Да? — вежливо откликнулся я.
— Что именно должен будет сделать проигравший?
— Если выиграю я — из города уберёшься ты. А если ты — уеду я.
Из Эллинжа я никогда не уеду. Это как змея покинуть собственное логово. Город — часть меня, часть моей семьи, истории, души. Он возник вместе с моей семьёй. Мы, словно кровь, течём по его венам-улицам; словно сердце, приводим в движение всё. Мы и есть Эллиндж. Наше присутствие, неосознанно для других, не всегда зримо, но чувствуется тут повсюду.
Уехать из Эллинжа? Проще снова умереть.
Я не могу проиграть. И не проиграю.
Именно в этот момент я понял, что Кинг, возможно, думает так же.
Мы с ним две стороны одной медали.
— Идёт, — согласился Рэй.
— Но, чтобы никто не мухливал, чтобы всё было честно, вам нужен кто-то третий. В качестве судьи и арбитра.
Обернувшись на низкий, словно бархатный голос я встретился с чёрными глазами единственной дочери Кинга.
