— Сандра, — процедил Рэй сквозь зубы.
Голос его звучал раздражённо:
— Что ты здесь делаешь? Ты же должна сейчас…
— Я уже выполнила твоё задание, папочка, — лицо у девушки было похоже на маску.
Хотя нет, маски вообще не отражают чувства, а во взгляде девушки горела затаённая на долгие годы злоба и ледяная, просто обжигающая ненависть.
Если когда-нибудь, Господи, у меня будут дети (что весьма маловероятно, но чем чёрт не шутит) не допусти, чтобы они на меня так смотрели!
— Вот твой заказ, папочка.
Сандра стояла над нами, опираясь руками на поручень — своеобразный балкон окружал комнату, словно металлический удав. Ногу она поставила на один из поперечных брусьев конструкции. Во всей позе, фигуре, даже в золотистых, как у настоящего ангела, волосах, чувствовался вызов.
К нашим ногам упал чёрный пакет. В такие здесь пакуют мусор.
При столкновении с полом раздался неприятный, характерный влажный звук и меня замутило. Не нужно было заглядывать внутрь, чтобы понять — там отрезанная человеческая голова.
Даже задумываться не стану, откуда я это знаю. Просто знаю — и всё. В нашем роду такое бывает.
Рэй медленно опустил ноги со стола, легко, одним плавным, текучим движением поднимаясь. Глядя на Сандру угрожающе снизу — вверх, как хищник, приготовившийся прыгнуть.
— Ты опять чем-то недоволен, папочка?
Сандра, не спеша, вальяжно, сделала несколько шагов вниз по железной лестнице с острыми, как бритва, ступенями.
— Ты велел мне убрать его этим вечером? Я так и сделала. Или ты не доволен тем, как быстро я стала справляться с работой? Или? — она обернулась на меня, скользнув по мне чёрными, как лакрица, матовыми, словно поглощающими свет из пространства, глазами. — Или боишься, что намеченное тобой очередное развлечение может отвлечься от тебя на меня?
— Какая ерунда, дочка, — острым, словно колючки кактуса, голосом отозвался Рэй. — Я никогда не был жадиной. И всегда готов поделиться с близким человеком радостью. Какой бы она не была.
Сандра замерла.
Я видел, как дрожали её пальцы.
Странная девушка. Самая странная и непонятная во всей их чокнутой семейке.
Удивительно красивая. Опасная. Интересная.
— Ничто не может порадовать меня сильнее твоих страданий, папочка.
В голосе Сандры не было ни язвительности, ни насмешливости. Короткая констатация факта. Холодная и сухая, как цифры финансового отчёта.
— Ничто не может заставить страдать тебя сильнее, чем уязвлённое самолюбие. Так что, пожалуй, я поприсутствую на вашем экзотическом поединке. Ты ведь не будешь против?
— Прямо сказать, я не в восторге от твоей идеи.
— Почему нет? — решил вмешаться я. — Со стороны многое видится более объективно. И если возникнет спорный момент…
— Сандра подыграет кому угодно лишь бы против меня! Но спорных ситуаций не возникнет.
Из голоса и взгляда Рэя исчезли даже тени мягкости и насмешливости.
Он был зол. Впервые на моей памяти зол по-настоящему, открыто.
Черноглазая златовласа его задела? Интересно!
— Займи место в зрительном зале, солнышко, — рыкнул он на дочь. — Начнём? — это уже в мою строну. — Начнём, пожалуй, с того, что разденемся.
— Рубашку и в самом деле лучше снять, — согласился я.
Без одежды его тело выглядело даже лучше, чем в ней. Идеальная гладкая кожа обтягивала, подчеркивая выпуклость большой грудной, межреберной и прямой мышцы живота с анатомической подробностью, выделяя каждый кирпичик.
У меня выделяющихся рельефов на теле не наблюдалось. Астенический тип сложения делал мои мышцы скорее гладкими и длинными, как у гимнаста или танцора, чем бугрящимися силой атлета.
— Ну? Кто первый? — ухмыльнулся Рэй, перекручивая резинкой волосы.
Злясь на себя, я не мог отвести от него взгляд. Паршивец был не просто хорошо собой — он был идеален. И мне совсем не нравилась та степень эстетического удовольствия, которое я получал, глядя в его сторону.
Я никогда не отрицал ту часть моей натуры, что порой влекла меня к особям одного со мною пола, но принимать этого так и не научился.
— Ладно, — ухмыльнулся Рэй. — Я не гордый. Начну сам. И даже не стану тратить в пустую силу на эффектные трюки, являя чудеса телекинеза.
Подхватив с одного из столов рапиру, он гибким движением от себя со свистом, крест-накрест, рассек воздух между нами.
— Разомнёмся? Лёгкая дистанция в начале отношений не повредит. Правда, милый?
Острая рапира серебреной лентой развернулась в руке Рэя и, словно коготь, легко царапнула кожу, оставив алые росчерк — длинный тонкий надрез, начинающийся от моего правого соска и сползающий вниз, почти до ремня на брюках.
Удар, нанесённый им, скорее дразнил, чем причинял боль. Кожу обожгло, она загорелась, но уже в следующую секунду боль стихла, будто её и не было.
Так же, как исчезла с моего тела сама царапина.
— Тонкая работа, — кивнул я, отдавая дань мастерству противника.
Тащиться к столу за оружием не хотелось — делать лишние движения некрасиво. Взмахом руки я призвал к себе кнут. С твердой рукояткой, заканчивающейся петлёй; с длинным, гибким, чёрным, как глаза Сандры, хвостом, похожим на чешую змеи, сужающийся к концу, он со свистом рассёк воздух, с глухим стуком ударяя по плитам пола.
Со второго замаха гибкое тело кнута обвилось вокруг талии Рэя.
Звук вышел резким, звонким и хищным. Так может звучать только плеть, дорвавшаяся, наконец, до человеческой плоти. Услышишь раз — не забудешь.
Нужно отдать Рэю должное. Первое, что инстинктивно делаешь при неожиданном нападении, это уходишь из-под удара.
Но он не двинулся с места. Не отклонился ни на дюйм.
Плеть развернулась, оплетая его тело, сжимая кожаным языком и обжигая одновременно. А потом отпустила, отходя, повинуясь моей руке и воле. Оставляя на совершенном атласе кожи бордовый след.
Рэй покачав головой, насмешливо цокнул языком:
— Всё-таки не удержался от театрального эффекта, сладкий? И — грубо сработано. За первый раунд очко я бы присудил точно не тебе.
— Продолжим, — кивнул я, стараясь не выказать раздражения. — Твой ход.
— Мне кажется, или нам действительно пора стать несколько ближе, сократив дистанцию?
На этот раз рапира в его руке точно, как нож в масло, вошла в моё тело. Боль была резкой, как всегда при колющих ранениях и яркой, словно в желудке вспыхнул уголёк.
Нажав на клинок, Рэй полностью загнал его в моё тело, так, чтобы я смог точно прочувствовать, какого приходится мотыльку, насаженному на иголку. Вместе с тем он, как и обещал, приблизился в плотную.
