Впрочем, Альберт её раздражал куда меньше. Если уж быть откровенной — не раздражал вообще. Если только тем, что торчал около Катрин.
Одно хорошо, озабоченная и расстроенная мать не стала приставать с расспросами сразу. А потом Ирис что-нибудь придумает, чтобы объяснить своё отсутствие — где была, что делала.
Она словно грезила наяву. Вместо длинных гулких больничных коридоров, стенающих раненных, взволнованного, заплаканного лица матери продолжала видеть квартиру Энджела, слышала звучание белого рояля. Фужер на длинной ножке покачивался, зажатый между музыкальными белыми пальцами.
Видела чёрным глаза, светлые локоны, мускулистые руки, с такой силой обнимающие её, что дух захватывало от одного лишь воспоминания.
Следовало бы волновать о Катрин, о других, но не получалось.
И как-то словно само собой и без волнения выходило, что с драгоценной кузиной в итоге всё оказалось в порядке. Даже более того.
Ирис так и не смогла себя заставить делать, что нужно, потому что утопала совсем в других эмоциях. Всё, что не относилось к Энджелу, словно и не существовало. Или существовало, но было далеко и безразлично.
Она с трудом дождалась утра.
Но действительность не порадовала. Не было ни Энджела, ни роз.
Всю дорогу до школы Ирис накручивала себя, представляя, раз за разом прокручивая в воображении сцены предстоящего разговора, как она постарается объяснить своё видение ситуации и заставить Энджела соответствовать уровню собственных ожиданий.
Но в школе Энджела в тот день не было.
Ирис пыталась убедить себя, что он попросту опоздал. Не мог же он взять и исчезнуть, не дав ей знать об этом? Только не после той волшебной ночи, что была у них!
Но к шестому уроку обманывать себя больше не получалось. Оказалось, что мог.
Свободно и непринуждённо мог просто взять и исчезнуть, не дав знать о себе ни звонком, ни даже коротенькой SMS-кой!
Ирис кое-как крепилась, давая себе тысячу слов в минуту, что, когда Энджел позвонит, она попросту не ответит на вызов. Ни потом, ни сейчас — никогда! Она не станет слушать оправданий чтобы он не говорил, как бы не просил об этом!
В результате, так и не дождавшись появления Энджела в школе, Ирис позвонила сама. После третьего подряд вызова, пришлось переваривать ещё одну неприятность — Энджел не только не торопился звонить и просить о прощении сам, но он даже и не собирался отвечать на её звонки.
Совершенно не лестный, болезненный для самолюбия вывод.
Ирис пыталась понять и — не понимала. Его нежность, его страсть — всё это ей точно не приснилось! Не могло же это совершенно ничего для него не значить? Или так нежен, заботлив и терпелив Энджел с каждой случайной любовницей? Или всё, что Ирис знала и вообразила себе об отношениях мужчины и женщины не более, чем фантазии глупой неопытной дурочки?
Посоветоваться и излить душу было не с кем. Ирис не имела близких подруг, а приятельницам не доверяла. Да она скорее откусила бы себе язык, чем призналась кому-то, что ею попользовались и бросили. Такие вещи могли происходить с кем-то другим. С жалкими курицами, но не с ней! Не с Ирис.
Удар, который претерпевало её уязвлённое самолюбие был едва ли не сильнее боли, от которой корчилось сердце.
— Привет, принцесса, — прилетевшая рядом сумка заставила Ирис предусмотрительно подвинуться, освобождая место ослепительно-модной блондинке, с которой они в последнее время поддерживали более или менее приятельские отношения. — Что-то ты выглядишь не слишком довольной? Случилось что-то?
Саманта потянулась к овощному салату.
Она бесконечно сидела на диетах и если и позволяла что-то положить себе в рот на людях, то только либо овощной салат, либо — ничего.
— Ничего не случилось. Просто мне скучно, — соврала Ирис.
— Ну конечно же, тебе скучно! А чего ж ты ожидала, если всё время сидишь дома, как затворница. Ты же не бываешь ни в одном интересном месте!
Саманта поморщилась, закинув в рот очередную брокколи.
— И в какое интересное место ты предлагаешь пойти?
— Ну, например, сегодня будет вечеринка у Ньвес Висэнтэ. Можешь пойти туда вместе со мной.
— Кто такая Ньевес Висэнтэ?
— Ты меня удивляешь! — закатила глаза Саманта. — Амансио Висэнтэ, согласно списку Форбс, второй по богатству человек в Штатах. Крупнейший испанский и европейский бизнесмен. Классическое «из грязи в князи». Начинал свой жизненный путь с маленькой лавки по пошиву нижнего белья, затем открыл магазин «Шара», переросшую в целую сеть. Потом расширился до того, что стал торговать товаром и за рубежом.
— Неплохо некоторые умеют на трусах и лифчиках наживаться, — пренебрежительно фыркнула Ирис.
— Ну да, — согласно кивнула Саманта. — Вот уже года три-четыре, как Висантэ остаётся самым богатым представителем розничной торговли в мире, предлагая недорогую, но качественную одежду. За последние пять лет он увеличил свой капитал более, чем в пять раз! Его состояние исчисляется 67 миллиардами. Полученные деньги испанец не хранит под подушкой, а вкладывает в недвижимость. А Ньвес его единственная, горячо любимая дочь. Он разрешает ей абсолютно всё! Пойдём? Будет весело!
Ирис не слишком прельщалась перспективой присутствовать на тусовке золотой молодёжи. Ей сейчас ни одна тусовка прельстить не могла. Но альтернативой была возможность просидеть дома, таращась на сотовый в ожидании звонка.
А так, даже если Энджел и позвонит, пусть узнает — она вовсе не уничтожена. Даже не расстроена. Она наслаждается жизнью!
— Я знаю, что это тебе неинтересно, не в твоём стиле и всё такое прочее… но, пойдём, а? Что ты теряешь? Родителей Ньевес всё равно нет в городе. Тусовка обещает быть интересной. Там почти все будут.
— Хорошо. Договорились. Пойдём, — согласилась Ирис.
Ещё на подъезде к особняку Винсантэ уже было видно, что собираются здесь не простые люди. У Ирис сложилось впечатление, что это не парковка, а выставка достижений международного автопрома: тюнингованные Мерседесы и БМВ, спортивные Ягуары и Бентли, внедорожники фирмы Порше — все красовались перед ярко освещённом электричеством особняком.
Музыка внутри гремела оглушительно. От динамиков вздрагивал асфальт. Казалось, что даже по лужам бежала рябь.
Стоило шагнуть внутрь, как жёсткий ритм так навязчиво бил в уши, что становилось почти больно.
«Я стала думать почти как Катрин», — с усмешкой подумала Ирис.
Но не признать очевидное не оставалось возможности. Ей не нравилось то, что она видела. Такое веселье выглядело, с её точки зрения, скорее странно и утомительно, чем по-настоящему весело.
Взгляд отметил дорого одетого молодого человека, делающего странные движения явно не от восхищения играющей музыкой — он был под диким кайфом.
