Прежде, чем Катрин успела ответить, цепочка выскользнула из её пальцев и с жалобным треском рассыпалась на звенья. Дверь с силой, будто её дёрнул кто-то огромный, очень сильный, но невидимый, распахнулась, с треском ударяясь о стену.
Синтия была похожа на демона.
Спокойного, невозмутимого демона, который твёрдо знает, зачем пришёл и уверен, что положенное ему от него точно не уйдёт.
— Что тебе нужно? — попятилась Катрин.
— Совсем необязательно так трястись: я же сказала, только поговорить. Я тебя не съем. Даже если бы и хотела, не могу. У тебя сильный заступник. Так могу я войти?
— Тебе требуется персональное приглашение, как вампиру из древних сказаний? — насмешливо фыркнула Катрин.
Впрочем, под ледяным взглядом желание смеяться у неё сразу же пропало.
— Входи, — кивнула она.
Синтия лениво, будто нехотя, перешагнула порог.
Дверь закрылась за её спиной словно сама собой. Ночная гостья к ней даже не прикоснулась. Как в плохом ужастике, язычок замка сам провернулся в нужную сторону.
— Впечатляет. И где так можно научиться? — всё ещё пыталась свести происходящее к шутке, проговорила Катрин. — И можно ли?
Она изо всех сил, отчаянно пыталась не поддаться нарастающему страху.
— Можно. Но я бы не советовала. У всего есть цена. Душа, например. Ты веришь в бога и существование души, ангелочек из тёмного рода?
— Я будущий врач. Уже сейчас я могу разобрать на запчасти человеческое тело. Душу я в нём ни разу не находила.
— Разбирая человеческие тела на запчасти, ты пыталась отыскать душу? — неприятно засмеялась Синтия. — Прекрасно! Ответь только на один вопрос: когда от тела Альберта осталось меньше, чем от святых мощей — где была в это время его несуществующая душа? Спала в костном мозге? Или в остаточном веществе, что закаменела где-то в позвоночнике? Или, может быть, в не догнившем ребре? Где прятались остатки его личности, интеллекта, памяти сто семьдесят пять лет, которые он не жил? Скажи мне, ты, без пяти минут доктор? Как возможно воскреснуть тому, чего нет?
Катрин молчала.
— Люди, вы такие смешные. Нет, ну правда? Смотрите на мир и ухитряетесь его не видеть. С такой легкостью подгоняете любые факты под свои теории…
— Ты пришла в два часа ночи чтобы обсудить существование души?
— Тебя это удивляет? Да! Меня интересует существование души. Что тут такого? И меня удивляется, почему никого другого это не интересует? Но пришла я не потому. Мне нужна твоя помощь.
Взгляды женщин скрестились и Катрин с трудом себя контролировала, чтобы не сжиматься и не горбиться. Она боялась эту женщину. И люто ненавидела. Альберт принадлежал Синтии много лет. Принадлежал ещё тогда, когда самой Катрин даже и духа на свете не было.
И — кто знает? — может быть, будет принадлежать столетия после того, как Катрин уже не станет.
— Чем я могу помочь тебе? — откликнулась Катрин.
Синтия отвернулась и несколько мгновений молча смотрела в окно.
Там было темно. Просто темно — ни огней, ни светящихся окон, ни автомобильных фа. Будто мир в чернила окунули.
— Помоги мне заставить его жить, — сказала она тусклым голосом.
— Что, прости?..
Светлые волосы оплетали Синтию словно белое пламя. При взгляде на неё в памяти воскресал образ Медузы-Горгоны. Вроде бы прекрасное лицо, волосы, как лунный свет, но взглянешь — и каменеешь.
— Я столько лет пыталась всё исправить, — шептала она как безумная. — Я всегда считала, что ключ к тому, чтобы повернуть эту гигантскую машину в обратном направлении чтобы, начать всё сначала — это Альберт. Я и сейчас так считаю. Но, как в дурном романе, чтобы я не делала — всё упирается в исходную точку. Сейчас мы почти там же, где закончили в прошлый раз. И я снова рискую его потерять, только на этот раз навсегда.
Катрин понимала, что Синтия словно грезит наяву. Она говорит сейчас не с ней, а сама с собой. О Катрин Синтия будто бы и забыла.
— Ты нужна мне, чтобы заставить Альберта жить. Ради меня он этого не сделает. А ради тебя — быть может.
— Я не…
— Понимаешь?.. — зло засмеялась Синтия. — Да мне и не нужно, чтобы ты что-то понимала. Просто сделай то, что должна.
— И что же, по-твоему, я должна?
— Заставь его жениться на тебе и роди ему сына.
— У меня для вас новость, госпожа Элленджайт, — с сарказмом протянула Катрин. — Я ничего не должна ни лично вам, ни Альберту — точка! Скажу больше — с моей стороны вся эта сцена выглядит дико и странно. Всё в наших отношениях на троих дико, странно и противоестественно, от начала и до конца. С той ночи в склепе Хрустального дома, когда я впервые нашла Альберта и оживила его…
— Ты оживила? — хохотнула, перебивая, Синтия. — Вся соль в том, что это я сотню лет трудилась над этим проектом. Я вернула Альберта из мертвых, воссоздав заново его тело и призвав душу. А ты была лишь случайной, малозначащей жертвой. Но всё пошло не по плану. Ты стала ключом к аккумулятору. Без тебя машина не двигается. И мне приходится с этим мериться.
После этих слов повисла долгая, напряжённая пауза.
— Говоришь, всё дико и противоестественно? — протянула Синтия. — Но иначе быть и не могло. Противоестественным всё это стало от самого истока нашего рода. Мы — нефелимы, и всё у нас не как у людей.
— Кто мы? — не сдержавшись, рассмеялась Катрин.
— Нефелимы. Потомки людей и ангелов.
— Я знаю, кто такие нефелимы. Но про нас — ты ведь это не всерьёз?
— Более чем.
— Но согласно Библии, до наших дней ни одна тварь не дожила — почти все погибли во время Потопа. Если, конечно, вообще когда-то существовали в природе. Почему же мы, в таком случае, выжили?
— Потому что нашим прародителем стал сам архангел Люцифер.
— Неужели? Аж тот самый?
— Ага. Тот самый, единственный и неповторимый. Сын утренней звезды, осмелившийся восстать против бога. Вместе с его кровью в нас течёт его сила и его проклятие. Мы, Эленджайты, можем практически всё. В мире нет людей красивей, богаче, умнее, способней нас. Даже смерть отступает, если мы по-настоящему этого хотим.
— Тебе не страшно пороть подобную чушь? Не боишься ни бога, ни дьявола?
— Ну, вообще-то дьявола я видела вот так, как вижу тебя сейчас перед собой. На самом деле он не страшнее Альберта или Рэя. А что касается Бога? Хм-м? Тут куда страшнее усомниться в его существовании. Мир без бога выглядит бессмысленным, как песня на «ля-ля» — мелодия без слов.
— Ты веришь в бога? — удивлённо протянула Катрин.
— У меня не хватает храбрости в него не верить. Всегда восхищалась мужеством атеистов. Зачем жить, если веришь, что в итоге от тебя ничего не останется, кроме мерзко воняющей падали, из которой вылупляются черви?
