Но с другой стороны нестись верхом на взмыленном скакуне, проявляя искусство лихого наездника требовало характера и хорошей физической формы, а для того, чтобы крутить руль и нажимать на педали не требовалось ни того, ни другого.
В 21 веке комфорт убивал в человеке очень много. Люди сделались в чём-то слабее и инертнее. Или просто я становлюсь дрюзгой, словно замшелый викторианский старичок?
Телефон ожил, засветившись и завибрировав.
Звонила Катрин.
На панели дисплея светилось шесть вызовов от неё.
А с учетом того, что она, крайне боясь показаться навязчивой, старалась вообще мне не звонить, это было очень много.
Шесть вызовов за ночь.
На сердце легла тень. Мы не очень хорошо простились, я ушёл, заставив девушку волноваться. И вместо того, чтобы лечь спать, она сидела и придумывала всякие ужасы про то, как мне было плохо. И это в том время как мне, как раз, было сказочно хорошо.
Настолько хорошо, что на какое-то время я вообще забыл о существовании Катрин Клойс.
И для неё, очень может быть, стало бы лучше, если бы вообще не вспоминал?
Седьмой вызов постигла участь первых шести — я на него не ответил.
Ударив по тормозам, заглушил мотор и вышел из машины покурить.
Прислонившись спиной к машине, запрокинул голову в надежде увидеть звездное небо, но вместо звёзд курилась наверху какая-то вихревая муть и ближе к земле рассыпалась белым просом.
Под сильными порывами ветра сигарета быстро прогорела, хватило лишь на пару затяжек, и я потянулся за второй.
Я думал, что, когда останусь один, начну всё обдумывать, эмоционально переживать, а в голове было пусто.
Я не знал, верю ли я рассказу Синтии.
С одной стороны, все эти бредни про ангелов и демонов меня не интересовали. Я вообще не верил в мистику. Хотя большинству моих знакомых по прошлой жизни это казалось странным, им-то само существование таких, как я, способных не умирать, слышать чужие мысли и передвигать предметы взглядом казалось откровением свыше.
Я считал (и продолжаю считать) что это проявление какой-то энергии.
В 19 веке многое из того, что составляет будничную повседневность современного человека воспринялось бы как магия чистой воды, а вот и нет — наука.
И тому, что мы, Элленджайты, такие, какие есть, наверняка тоже найдётся объяснение. Научное.
Но вот как объяснить научно долгожитие и вечную молодость Синтии я не знал.
Как и не находил рационального объяснения для объяснения собственного воскрешения.
Приходилось верить. Да и меня всё это, выражаясь современным языком, не парило. Если начну рефлексировать жить дальше станет очень сложно. Не проще ли принять всё, как есть, а на всё остальное, по рецепту старины Ральфа — наплевать.
Принять новый мир и новые реалии не так уж сложно. Даже смириться с тем, что людей, которых ты знал прежде — нет.
Я буду думать, что умер — там. И очнулся — здесь. А все они остались в прежнем мире и продолжают в нём жить.
Если очень постараться некое подобие семьи можно создать и из Кингов.
Синтия может смотреть на них, как ей угодно. Может быть, факт того, что они из пробирки и имеет для неё особое значение, я же вижу людей, похожих на тех, кого я знал и любил.
Они одни из нас. А значит, мы будем держаться вместе.
Иногда враждовать, иногда — любить, в какие-то моменты жизни даже ненавидеть друг друга — но мы будем вместе.
Элленджайты всегда стоят друг за друга единым фронтом.
Катрин, которая Клойс, тоже Элленджайт.
А вот при мысли о ней весь позитив улетучивался, как тепло на ледяном ветру.
Я не хотел жениться на ней. Я хотел бы сбежать как можно дальше.
Не потому, что она мне не нравилась, как раз наоборот.
Трудно смотреть влюблённой в тебя девушке в глаза, помня такую ночь, какая сегодня была у меня с Синтией.
Смотреть в глаза, зная, что ты не откажешься от старой связи, вросшей в тебя так глубоко, что ты не просто не мыслишь себя без неё и вне её — ты себя отдельно от неё даже не помнишь.
Понимая, что тебе придётся притворяться и лгать.
А я ненавижу притворяться и лгать.
Вроде бы ничего не изменилось. Я и раньше собирался жениться на Катрин, чего уж греха таить, по расчёту. Но я не собирался её использовать, не планировал её обманывать. Я хотел создать нормальную семью, настолько, насколько с таким, как я, семья может быть нормальной.
Но появление Синтии всё изменилось. Теперь грядущих брак — ложь и фарс.
Я был безумно рад, что Синтия жива, но…
Но насколько же всё было бы проще, если бы она осталась в прошлом.
ГЛАВА 2
Катрин. Сомнения и надежды
Поначалу Катрин не слишком встревожилась уходом Альберта.
Но потом, она и сама не могла бы объяснить, почему, в душе начала потихоньку нарастать тревога.
Что-то в нём сегодня незримо поменялось.
Впрочем, он менялся почти каждый день, она не успевала отслеживать эти изменения.
Если в первые дни их знакомства это был открытый, кажущийся немного не от мира сего молодой человек, которого так и тянуло назвать старинным словом «джентльмен», настолько своеобразными были его манеры, то теперь…
Катрин и сама не смогла бы чётко сформулировать произошедшие перемены.
С каждым прожитом в новом мире днём Альберт осваивался всё лучше.
Его почти детское изумление гаджетами, компьютерами и телевизорами остались в прошлом.
Он научился прекрасно одеваться согласно требованиям новой моды. Ему потребовалось минимальное количество времени чтобы адаптироваться к изменившемуся миру и сейчас его лёгкий акцент непонятного происхождения, как и наличие интригующих манер выглядело скорее стильно, чем странно.
Первые дни появления Альберта в своей жизни Катрин теперь вспоминала почти с ностальгией. Он был тихий, покорный. Наверное, иначе и быть не могло.
Но, освоившись, он стал проявлять черты характера, что вызывали настороженность.
Как вуаль скрывает лицо человека, оставляет черты приметными для глаза и в тоже время незаметно искажая их, так обманчивая внешняя мягкость Альберта не сразу позволяла заметить его горячий темперамент, граничащий порой с необузданностью, пугающую Катрин.
Она никогда не знала, в какой момент он рассмеётся, а когда застынет ледяным айсбергом, распространяя вокруг себя крещенский холод.
Она его не понимала. Совершенно.
Первоначально, после того, как вынуждена была оставить его рядом, она испытывала к нему жалость вперемешку с лёгким чувством брезгливости. Иногда это проходило, но стоило вспомнить тот большой аквариум, в котором он плавал словно вызревающий голем, дожидающийся прихода чёрного чародея, и Катрин никак не могла отделаться от мерзкого ощущения.
