Кэтрин отвернулась, глядя в окно.
Ох уж эта её привычка! Замыкаться в себе, отворачиваться, молчать. И поверху сознания, словно белый шум, какое-то молочное марево, через который моему разуму не пробиться. Он тонет в нём, теряется, как в тумане. И никак не понять, что стоит, что таиться за этим загадочным молчанием: мудрость или глупость, доброта или жестокость, слишком острые чувства или полное равнодушие?
— Ты прав. Я… не должна была… убийство любого человека ужасно. Даже такого, как этот. Но, с другой стороны, согласись, что от его смерти выиграли бы все. Возможно включая его самого.
С этим не согласиться было трудно.
— Пока человек живёт и дышит, у него есть возможность измениться.
— А это что-то значит?
— Видимо, да.
— Но ты же сам говорил, что на той стороне ничего нет? Что жизнь конечно?
— И в том и в другом случае она имеет значение. И в том, и в другом случае имеет значение её продолжительность. И в том, и в другом случае, есть ли у человека бессмертная душа или нет, чем позже умирать — тем лучше. А что касается Рэя Кинга, то он умрём не сегодня. Я за это отвечаю.
«Ты как всегда всё испортил», — поплыло предо мной в темноте насмешливое лицо Синтии. — «Ты как всегда всё испортил».
— И горжусь этим.
Призрак сестры развеялся.
На его месте оказались подъездные ворота и воротилы — обезьяны Кинга, способные испортить всё веселье.
И они спешили к вам со всех ног.
— Откройте ворота, — вальяжно распорядился я.
— Зачем мне это делать? — попытался хамовато ухмыльнуться один из верзил.
У него просто не то, чтобы был выбор. И пока его язык выговаривал то, что ему приказал его мозг, руки подчинялись моим желаниям — путь был свободен.
Темно, ветрено и под ногами снежная каша. С тех пор, как я воскрес, тут словно и нет другой погоды.
Двери открылись, словно в супермаркете — сами-собой. Возможно, то же устройство? Как его там? Тепловизор? Да один фиг разница!
— Ну-ка, мальчики, не стойте без дела. Помогите мне донести Кинга до его апартаментов.
Мальчики не возражали, и мы дружной спокойной группой спустились в глубину туннелей, словно крысы.
Картина маслом — или кадр.
Сандра, вся в чёрном, как и полагается принцессе на байке, сверкающая, подобранная и жёсткая; Энджел, в мягком кашемировом свитере, с мягким белыми кудрями, рассыпанными вокруг совершенного тонкого лица подобно сияющему нимбу. Ливиан — в чёрной косухе, незримо дополняющий собой близнецов. Полупьяная Виола на втором плане. И ещё куча народа в массовке.
— Это, кажется, ваше?
— Что случилось? — напряжённо откликнулся Энджел.
— О! Надеюсь, он не сдох? — истерично засмеялась Виола.
Насчёт полупьяной я тут немножечко ошибся. Она была не полупьяной, а пьяной вдрызг.
— Я бы на это не рассчитывала, — пожала плечами Сандра, скрещивая руки на груди. — В некоторых историях с самого начала как бы не предлагается счастливого конца.
— Вот тут ты не права, — донёсся голос Синтия сверху.
Она словно парила над нами всеми, стоя на верхней площадке, как королева.
— В нашем случае это и есть счастливый финал.
— Кто ты? И что за бред несёшь? — подал голос Ливиан.
— Я ваша создательница, мои дорогие. Я та, кого в городе зовут госпожой Элленджайт. А вы — вы все, за маленьким исключением, плод моих неустанных трудов. Моё творчество, моё детище. И разве не счастливый финал то, что мы все, наконец, в сборе?
Близнецы Кинги переглянулись между собой.
— Всё это откровенная бессмыслица.
— Видишь, ли, красавчик, — улыбнулась Синтия Ливиану. — Жизнь по сути своей бессмысленна. Если только не принять за смысл то, что она постоянно возобновляет и поддерживает саму себя исключительно ради данного процесса. Но если уж вам так нужен смысл… на самом деле он есть. Я создала вас за тем, чтобы вы управляли этой землёй. Из-за кулис. Незримо. Во славу того, кто всем нам дал шанс на существование здесь и сейчас.
— Имеет значение то, что я не верю в бога? — с усмешкой проговорил Ливиан.
— Ни малейшего. Лишь бы ты верил в дьявола, мой сладкий.
— С этим, прости, тоже проблемы. Не собираюсь я никому служить.
— Сказал винтик внутри схемы, давно участвующий в общем движении, — засмеялась Синтия. — Хочешь ты того или нет, но ты в игре. Или в деле — как посмотреть. Мы есть то, что мы есть. От этого никуда не деться. Как не скрыться от себя самого. Мы — семья, пусть и собравшаяся по печальному поводу.
— Если ты о моей смерти, любимая жёнушка, то твоя скорбь преждевременна, — подал голос Кинг, приподнимаясь на локтях.
Выглядел он хуже не куда. Рискну предположить, чувствовал себя ещё хуже, но всё равно голос его сочился сарказмом.
— Не стану спорить насчёт бога и дьявола, мне эти дали неведомы и малоинтересны. Но религию, определённо, стоит сменить на ислам. В исламе чтобы вновь стать холостяком достаточно три раза прокричать: «Я развожусь». Сейчас бы мне это очень подошло, дорогая.
Синтия не удостоила Рэя даже взгляда.
— Спасибо, что нашла время и нанесла нам визит, но не смеем тебя больше задерживать.
Вот теперь она на него взглянула. И за показной самоуверенной надменностью я видел её злость, проистекающую из обыкновенной неуверенности.
Ох, Синтия, Синтия. Летят столетия, но почему ты не взрослеешь и не меняешься?
— Это действительно судьбоносный момент, когда вся семья собралась в одном месте. Но, любимая сестрица, это место далеко не Хрустальный Дом. А эти люди вовсе не обязаны потакать твоим капризам. И если уж тебе пришла охота примерить на себя роль бога, то тебя сейчас ждёт весьма печальный новый опыт.
— Это какой же?
— Бунт со стороны падших ангелов. Ты считаешь, что мы все у тебя в кармане и будем вынуждены играть по твоим правилам? Почему? Потому что верёвочка финансовой пирамиды в твоих руках? Но, Синтия, деньги — это просто бумажки. В лучшем случае — звенящий металл. Можно научиться из зарабатывать. Можно снизить потребности. Можно тысячью способами решить эту проблему. Ты так долго жила среди тех, кто способен продаться и дело лишь в цене? Мы принадлежали к аристократии духа, а не к последователям Мамоны.
Она покачала головой:
— Вы просто не понимаете? Я предлагаю вас на подносе весь мир!
— В обмен на что? — хмуро поинтересовался Ливиан.
— На то, что всегда просят божки в подобных ситуациях — в обмен на поклонение, прославление и восхваление, — вынесла вердикт Сандра.
