– А должен был? Это условием договора не стояло.
Превозмогая острую боль, я выпрямился, поправляя смятую одежду.
Рэй продолжал смотреть на меня таким взглядом, что я на мгновение пожалел, что у меня нет плаща-невидимки.
Шапка-невидимка тоже бы сгодилась.
– Ну, что ж? Можешь считать, что я тебя изнасиловал. Тогда ты, вроде как, своей красавице-невесте и не изменял, да? – издевательски засмеялся он, подхватывая с пола недопитую бутылку и опустошая её в один глоток.
Всё тело обнимала пульсирующая боль.
Болел желудок, рядом с которым существовал единственный орган, которого нет ни в одном другом человеческом теле, кроме наших – орган, вырабатывающий те самые непонятные антитела-гормоны, что отвечали за ускоренную регенерацию тканей в нашем организме. Разламывались почки, будто начались жёсткие почечные колики. Голова тоже жутко болела.
Но больше ломила душа. НУ какого чёрта я допустил, чтобы это вообще случилось?!
– Ты получишь свою Мередит в ближайшие дни, – пообещал Кинг.
– Часы, – поправил его я.
– Дни, Элленджайт. Мне ведь ещё нужно добраться туда, а им – обратно. Но не переживай сильно. С девчонкой всё будет в порядке… хотя, – сощурился он, – ты ведь не из-за этого переживаешь, да?
– До встречи, Рэй.
– Увидимся… сладкий, – заржал он мне в лицо.
Чёртов Рэй!
Хотя по-своему он бесподобен. Расчётливый гад, умеющий взять всё и не дать в ответ ничего, вывернуть наизнанку и тело, и душу. Он меня поимел во всех смыслах этого слова. А я, словно последняя тряпка, даже злиться на него не могу. Не получается.
Зато на себя – сколько угодно.
Меня тошнило от себя, воротило до такой степени, что хотелось сбросить с себя кожу, перестать быть самим собой. Хотелось, чтобы боль усилилась.
Но нет такой боли, что могла бы искупить моё слабоволие и сластолюбие.
Напрасно я верил, что смогу измениться. Могила горбатого не меняет, она лишь скрывает его горб.
Глава 14. Альберт
Я проиграл.
Нет Кингу. Тому, что в нём олицетворялась – квинтэссенция зла.
Завтра будет ещё один день и ещё одна ночь. Сколько их успеет пройти, прежде чем я вернусь к себе, прошлому, окончательно?
Мир, который я тщательно пытался для себя выстроить, мир, в котором я пытался исправиться, стать чем-то другим – иллюзорен, а Кинг реальный бес. Он дал мне возможность солгать самому себе, и смеялся мне в лицо, потому что знал, что это не так.
И знал, что я это знаю тоже.
Он, как зеркало, показал мне моё же собственное лицо. Правду, от которой я пытался прятаться. Дело не в Синтии, не в Рэе, не в Ральфе – дело во мне самом.
В прошлом Ральф во время наших совместных попоек часто говорил, что моя проблема в том, что я не хочу примериться со своей тёмной стороной и потому, в итоге, причиняю людям куда больше зла, чем он сам или Синтия.
Примириться со своей тёмной стороной – что это значит? Дать свободу затаённым тёмным инстинктам и не чувствовать угрызения совести? Кому от этого станет легче?
Да что бы он там не говорил, в итоге он и сам не смог примириться с тем, кто он такой. Иначе после самоубийства нашей кузины не съехал бы с катушек. Ральф ненавидел себя куда больше, чем я.
Причина нашей с ним трагедии в том, что мы не могли обуздать свою жестокую похоть и не могли при этом не чувствовать неправильность происходящего.
Что мне сделать с Катрин? Отпустить её? Или затянуть в свой ад, поломав, искалечив душу, разбив сердце?
Она не сможет принять меня таким, какой я есть! А если сможет, тогда (вот парадокс!) её не смогу принять я. Она нужна мне жестокой и чистой, не принимающей мою тёмную половину. Нужна ангелом, борющемся против дьявола, живущего в моей душе.
Последний приступ боли стал таким острым, что я вынужден был резко затормозить.
Я едва успев распахнуть дверь, чтобы кровь, фонтаном брызнувшая из горла, как шампанское, из которого неумело вытащили пробку, не загадила весь салон.
Земля плыла под ногами. Я словно летел над ней на воздушном шаре.
Вкус у крови был горький, с металлическим привкусом. Обычно, когда приступ подходил к завершающему кульминационному аккорду, боль медленно отпускала, но в этот раз чувство было такое, что поселившийся в теле зверь решил сожрать меня живьём и всё никак не мог насытиться, заставляя горлом выплёвывать собственные внутренности, чёрно-алыми комками, падающими на серый асфальт.
Чувство реальности стало расплывчатым. Я не связывал возмущённые сигналы, льющиеся со всех сторон, с собственной остановкой до тех самых пор, пока мой взгляд не остановился на полицейских ботинках.
– Эй! Здесь нельзя парковаться! Ты что, знаков не видишь? – Патрульный осёкся на полуслове, в ужасе глядя на меня.
То ещё зрелище!
Мои руки, пальто и, судя по ощущениям, губы с подбородком были в чёрной, липкой крови.
Такая же кровь лужей растекалась у моих ног.
Мысли и эмоции полицейского были такими сильными, что их обрывки удалось поймать. Вернее, ловить не хотелось – не улавливать не получилось. Слишком уж ярко он их транслировал. И первой его мыслью было, что я маньяк и он вот-вот нарвётся на труп.
Непроизвольно рука полицейского потянулась к кобуре.
Вот ведь чёрт! Если он сейчас начнёт в меня стрелять?..
А может, пусть постреляет?
Интересно, организм сумеем переваривать с дюжину пуль №-ного калибра в том состоянии, в каком он сейчас находится? Или всё-таки сдохнет?
– Поднимите руки над головой, – тихо велел он мне.
Вообще-то у меня не было уверенности, что я смогу выполнить то, что он требовал. Зато я точно знал, что у меня нет желания выполнять эти требования.
– Трупа здесь нет – пока, кровь моя…
– Я сказал – встать!
Навязчивый малый.
Сил почти не осталось, но вся эта история должна завершиться как-то ещё до того, как сюда подоспеет на подмогу напарник. Или начальник. Или ещё какой-нибудь крутой чувак. С парочкой таких упрямых и навязчивых управиться будет сложнее.
Если вообще получится.
Перехватив его взгляд, я пристально посмотрел стражу порядка в глаза:
– Уберите пистолет и уходите. Немедленно.
Глаза его остекленели, взгляд перестал быть осмысленным:
– Идите на своё рабочее место. На свой пост, – уточнил я.
Он покорно пошёл в одну сторону, а я – в другую, обратно в автомобиль.
Голова кружилась. Прошибало в холодный пот. Во рту держался отвратительный металлический вкус.
