Хоть бы глоток воды! Но воды нет, а в супермаркет зайти за бутылкой «Аквы» я не рискнул.
Куда теперь? Домой? Судя по времени, Катрин должна была уже успеть вернуться.
Испачканное кровью пальто пришлось скинуть на заднее сидение, руки наскоро протереть влажными салфетками. Так хотя бы непохоже, что я только что кем-то перекусил, предварительно разорвав его на части.
Как обычно после приступа нервы были на пределе. В такие моменты я всегда чувствовал себя неврастеником, готовым психануть по любому поводу. Раздражало до предела всё: человеческие голоса, вспышки света, любой шум, даже случайный шорох. Чтобы удерживать внимание приходилось следить за дорогой, тогда как больше всего хотелось забраться под тёплый плед и, выдохнув, расслабиться.
Словно нарочно выбрав самый неподходящий момент, Катрин, никогда обычно мне не звонившая, решила изменить правилам.
Поколебавшись мгновение, я всё-таки решил ответить:
– Да.
– Альберт?..
– Я тебя слушаю.
– У тебя что-то случилось?
– Почему ты спрашиваешь?
– Наверное из-за помех в связи у тебя какой-то чужой голос?
Ну да, конечно. Пространство способно искажать голоса. И не только оно, но и ряд физических или душевных переживаний.
– Ты сейчас где?
– Стою в пробке.
Кстати, не так, чтобы совсем говорил неправду. У светофора машин скопилось вполне прилично. Вот-вот и наметится затор, как тромб в кровеносных сосудах.
– Ты домой едешь?
В голосе Катрин звучала надежда.
– Альберт! Ты меня слышишь?
В её слышится тревога. Я должен её успокоить? Конечно, должен.
– Слышу.
– С тобой точно всё в порядке?
– Всё нормально.
– Ты скоро приедешь?
Мне было плохо, даже отвратительно. И я хотел видеть Синтию, а не Катрин. Мне нужен был человек, с которым я мог бы не притворяться, быть самим собой.
Я так устал. Я хотел домой!
Но мой дом теперь рядом с Катрин, будь оно всё неладно.
«Маски сорваны, господа. И над всем воцарилась Красная Смерть».
– Альберт?
– Да, я слышу тебя, Кэтти, слышу! Буду приблизительно через четверть часа, может быть, через полчаса. Как доеду.
Мне показалось или я действительно услышал, как она с облегчением выдохнула.
Всегда поражался этой женской особенностью – чувствовать. Ведь ты тысячу раз можешь пойти в тысячу мест, она и не заметит, но вот когда ты направляешься к её сопернице – чувствуют безошибочно, как акула кровь.
Март подходил к концу. Снег на улицах почти растаял, но этот вечер выдался не просто прохладным, а пронизывающе холодным. Один из тех, когда, несмотря на то, что отметка на градуснике не опускается ниже нуля, порой и минус десять переносить легче, чем такую непогодь.
Такое чувство, что выстуживающие душу ветра дуют отовсюду и сразу, а в довершение, под занавес, с неба огромными хлопьями стал падать мокрый снег.
Дом, сверкающий тёплыми огнями через большие окна, выглядел островком уюта, тепла и чистоты.
Когда я был ребёнком, думал, что бог жесток и потому не пускает грешников в рай, оставляя их томиться в аду. Теперь склонен думать иначе. Грешники сами в рай не пойдут, потому что мучительно видеть чужую чистоту отчетливо созерцая собственное несовершенство.
Мне тяжело с Катрин, как тяжело бывает с ребёнком, при котором невозможно говорить на взрослые темы. Мне тягостно с ней, потому что я боюсь разочаровать её. Рядом с ней я не могу быть самим собой и вынужден притворяться кем-то другим – тем, кем я искренне хотел бы быть, но кем не являюсь.
У меня не хватает храбрости сбросить маску, и мы оба живём во лжи.
На самом деле мне не место в маленьком уютном домике рядом с чистой домашней девочкой. Меня тяготит приближающаяся свадьба. Я хочу к себе прежнему – хочу вернуться в Кристалл-Холл, к Синтии. Только как это сказать об этом Кэтти?
Тихо отворив дверь, я положил окровавленное пальто на подзеркальник у большого трюма, стоявшего в прихожей. Длинный коридор с лестницей, уходящей на второй этаж, часть стены и несколько дверей в другие комнаты отражались в нём, расширяя пространство.
Видимо, Кэтрин дожидалась моего появления. Её силуэт вырос над моим правым плечом. Распущенные волосы золотым нимбом сияли вокруг головы, а белое домашнее платье ещё больше усиливал её сходство с ангелами.
Лицо её было наряжённым, словно она ждала неприятностей.
– Ты поздно сегодня, – проговорила она тихо, с обидой в голосе. – Обещал же приехать пораньше?
– Просто, но непредвиденные обстоятельства задержали.
– Ты мне о них не расскажешь?
– Не хотел бы говорить.
Стоило мне выйти из тени, взгляд Катрин сделался пристальней. В нём прибавилось напряжение, как у приготовившейся к прыжку кошки.
Кошки, которая собиралась не напасать, а удрать.
– Что с тобой? – взволнованно произнесла она, делая шаг навстречу, а я с трудом удержался, чтобы не отшатнуться от протянутой ко мне руки.
Мне казалось, что коснуться Катрин сейчас, после того, что у меня было несколько часов назад с Кингом, неправильно, как святотатство.
– Ничего особенного, – с искусственным, напускным легкомыслием проронил я. – Просто приступ.
– Приступ?
– Да. Ты же знаешь, время от времени с мужскими представителями нашего рода такое бывает. Кстати, чем не предмет для научного исследования? Хотя не уверен, что соглашусь быть подопытным кроликом для твоей диссертации. Но ведь это было бы интересно?
Мой тон её на обманул.
– Я приготовила ужин, надеялась провести этот вечер вместе, – смахнула она с лица несуществующая паутину. – Как понимаю, всё отменяется?
– Ну, почему? Мы вполне можем…
– Что? – повернулась она ко мне. – Когда ты плохо себя чувствуешь, ты не можешь есть, я это знаю. И мне не нужны жертвы, Альберт.
– Я охотно посижу с тобой, пока ты ужинаешь.
– Спасибо, но тебе будет лучше пойти к себе, отлежаться и привести себя в порядок.
Всё, что мы говорили друг другу – всё было не то. Неправильно.
– Мне жаль, что так получилось…
– Мне тоже, – холодно оборвала она меня, резко повернулась и ушла в комнату.
Следуя за ней, всей кожей я чувствовал исходящий от Кэтти сдерживаемый гнев.
Комната была нарядно убранной, стол красиво сервирован: свечи, цветы, фарфоровые тарелки, аппетитный запах.
