К удивлению Мередит, ванна оказалась куда уютней и теплей, чем можно было ожидать. Радиаторы сделали своё дело – комнаты прогрелись. И вода, хлестанувшая из крана, была с неприятным ржавым оттенком, но зато горячая.
Свет после долгого пребывания в темноте больно бил по глазам, беспощадно высвечивая всё то, что до этого оставалось скрытым – розовые кровоподтёки на белой рубашке, на острых краях воротника и манжетах; расплывшиеся алые пятна на груди и животе.
Волосы Артура взмокли от пота и вились, особенно сильно – на висках. Лицо его было бледным до синевы, черты заострились, отчего сквозь присущее ему меланхоличное выражение стало просвечивать что-то опасное, чему сложно подобрать сравнение.
Опасное, но не хищное и не злое. Артур, в отличии от остальных – Альберта, Ливиана, Энджела, не говоря уже о Рэе Кинге, – нёс угрозу не окружающему миру, а самому себе. Но стоять и смотреть, как кто-то методично уничтожает себя не менее страшно, чем глядеть на убийцу, преследующего жертву.
Перехватив взгляд Артура, Мередит смёщенно отвернулась.
– Можешь смотреть на меня, если хочешь. Мне это не неприятно.
– Я не знаю, чего хочу. Просто… просто я очень устала. И всё вокруг такое ненастоящее.
Мередит вздрогнула, ощутив, как Артур обнимает её со спины за плечи. В удивлении она обернулась.
– Мне жаль, что пришлось втягивать тебя во всё это. Я не хочу причинять тебе вреда, – шепнул он.
– Тогда – не причиняй, – улыбнулась Мередит, пожимая плечами.
– Иногда я думаю, что сам воздух вокруг нас словно отравлен и, хотим того или нет, но стоит чего-то коснуться, как оно уже отравлено, – грустно вздохнул Артур.
«Странный он», – подумала Мередит.
– Ты, кажется, хотела помочь мне раздеться? Я бы не возражал.
Мередит не стала тянуть время. Пальцы скользнули по пуговицам на его рубашке, высвобождая те из них, что ещё держались, из узких прорезей петелек.
Вода веселым водопадом лупила по ванне, с напором выливаясь из крана, наполняя комнату паром.
От усталости голова кружилась до такой степени, что хотелось уцепиться за плечи Артура, лишь бы остановить это кружение. А сердце билось где-то высоко, так, что ритм его пульсировал в ушах, будто набитых ватой.
У Артура была тонкая, гибкая шея, острые плечи, поджарое тело. И кожа, гладкая и упругая, словно натянутая на каркас мышц. Самое странное, что она вдруг как-то слишком обострённо это воспринимала. С учётом ситуации, его ориентации и того, что Артур был братом Ливиана.
«Я ненормальная? Какого чёрта происходит?», – пронеслось в голове.
Стараясь избавиться от двусмысленной близости, Мередит постаралась побыстрей стянуть с Артура окровавленную рубашку, но пуговицы на его запястьях воспрепятствовали процессу.
– Вот чёрт! – в сердцах дёрнула она за рукав и те с лёгким треском отлетели, позволяя рубашке, наконец, упасть, а Мереди получила возможность отступить от Артура, пятясь.
– Дальше, надеюсь, сам?
И какого чёрта он так смотрит на неё? Слишком пристально, внимательно, будто читает её мысли. Будто понимает, что она чувствует.
– Что-то не так? – нервно спросила она.
– Твоё платье тоже в крови. И ты замерзла.
Артур протянул руку и, сжав пальцы на запястье Мередит, притянул её к себе.
Мередит с удивлением поняла, что ей не хочется возражать. Что человеческое тепло, голос, свет и жизнь – это то, чего ей отчаянно не хватает после нескольких часов, проведённых в темноте, на холодном полу, рядом с умирающим.
– Да, я вижу. И чувствую – тоже, – усмехнулась она. – Как только примешь ванну, я сделаю тоже самое… Что ты делаешь?! – воскликнула она, когда, подхватив её на руки с удивительной силой, какой никак не ожидаешь от субтильного и бледного умирающего, Артур поставил её в ванную.
Через мгновение, перешагнув металлический бортик, сам оказался рядом, под горячей струёй воды, льющейся из душа сверху.
– Так гораздо теплее! – улыбнулся он Мередит, внезапно оказавшейся в ловушке его мокрых рук.
– Я не знаю… не уверенна…
Договорить она не успела. Вернее, не смогла, обомлев и потеряв дар речи. Попятиться назад возможности уже не было – Мередит и без того упиралась в стену.
Артур был наг. Струи воды омывали белую кожу на его плечах, стекали по груди, неожиданно мускулистому животу к узким мальчишеским бёдрам.
Белый пар волшебным образом окутывал его фигуру.
Совершенно невозможно смотреть голому человеку в лицо. Глаза так и норовят опуститься ниже.
Странно, стыдно, неловко, но Мередит всё равно пялилась во все глаза, а голову её наполнял золотистый пар, тот самый, что распространялся вокруг, пока взгляд цеплялся за мускулы на груди; за капли, скользящие вниз, по животу с едва заметными кубиками пресса.
Было смертельно неловко стоять в кругу слишком яркого света, льющегося из лампочек, отражающегося от светлого кафеля на стенах.
Мередит казалось, что она слепнет и она закрыла глаза.
Наверное, зря это сделала. Во тьме острее ощущалось его присутствие и её уязвимость. Тело совершенно не хотело сопротивляться тому, что его ласково обнимают, притягиваясь каждой клеточкой к теплу и мягкому, обманчивому сиянию другого тела.
Одежда вымокла в миг и липла так, словно бы её и не было. С мокрых волос она стекала на лицо.
Артур обнимал, прижимая Мереди к себе бережно, нежно и так крепко, что не чувствовать его возбуждения у Мередит не было возможности.
Она задыхалась. В пару, в горячей воде совершенно нечем было дышать. Ноги скользили на мокром кафеле и поэтому приходилось цепляться за его плечи, чтобы не упасть.
В то время, как, запрокинув ей голову и прижимая к стене, Артур целовал её. А она целовала его в ответ.
Всё было не так, как с Ливианом…
В поцелуях Артура не было отчаянной, яростной страстности. На вкус они были совершенно другими. Не похожими также, как непохожи между собой были и сами братья.
Прикосновения Артура походили на шёлк или мех, на ласковое весеннее солнце, заставляющее в ответ жмуриться и подставлять лицо. Его руки были такими всепроникающими, как льющаяся вода.
Длинные пальцы Артура скользили по щекам и шее, ладони легонько сжимали девичью грудь, по-настоящему ещё не знавшую мужской ласки. И Мередит обнимала его в ответ, безраздельно отдавшись желанию целовать и прикасаться.
Отчего здесь и сейчас это казалось единственно правильным и возможным.
Она упустила тот момент, когда Артур освободил её от мокрой одежды. Протестовать было поздно, на протест не оставалось сил. Оставалось только наслаждаться чувственным наслаждением, которое дарило ей его тело.
