Впервые Энджела посетила мысль: в том, в чём он привык видеть силу, на самом деле его величайшая слабость. Он не способен ни любить, ни созидать, а только ломать, разрушать и опустошать. Так же, как их отец.
Наверное, он просто не может быть другим?
Ливиану Энджел, в итоге, конечно же, досадил. Но себе, как выяснилось, напакостил куда крупнее.
Итак, нравилось это Энджелу или нет, но вокруг его сердца сплелись тремя змеями трое: Рэй – чёрный, Ливиан – алый и Артур – серебристый змей.
Каждый по-своему отравлял ему жизнь; каждый по-своему заполнял его душу. А внутри цвела роза, – ледяная, жестокая, с острыми чёрными шипами, – единственная женщина, к которой Энджел никогда не испытывал вожделения, но ради которой готов был на всё, без всяких условий, – Сандра.
Артур как-то говорил, что с сестрой Энджел бессознательно ассоциирует ту часть своей души, что не готов был продавать в борделе, подкладывать в угоду интересов Кинга.
Что она словно крестраж – часть его души, заключённая во вне.
Может – Артур прав, может – нет. Суть не в этом.
Энджел просто принимал как данность факт, что Сандра должна быть рядом. И она обязательно должна быть счастлива, должна быть в безопасности. Чему бы ему это не стоило.
Он привык заботиться о ней с детских лет. А то, что сестра с каждым днём отдалялась всё сильнее, заставляло кровоточить то, что Энджел начисто у себя отрицал: душу и сердце.
Скрипнула дверь и Энджел невольно напрягся, порывисто повернувшись.
Фигура матери в белом платье выглядела призрачно и жутковато.
– Можно войти? – поинтересовалась Виола.
Судя по расфокусированному взгляду и нетвёрдой походке, она была под кайфом.
В последнее время она почти всегда под ним была. Энджел не мог вспомнить, когда видел мать трезвой в последний раз.
– Входи, – кивнул он.
Виола, хихикнув, по-змеиному юрко проскользнула в комнату.
Энджел заставил себя сидеть не шевелясь, когда она положила руки ему на плечи.
В отражении зеркала он мог видеть, как возбужденно блестели её глаза.
– Всё прихорашиваешься? Не каждая красавица проводит перед зеркалом столько времени, сколько ты, сын мой.
Она стала разминать ему спину, так умело расслабляя мышцы, что сразу захотелось закрыть глаза, что Энджел и сделал.
– Собираешься куда-то?
– Ньевес позвала к себе на вечеринку, – нехотя ответил он.
– Пойдёшь?
– Собирался.
– Ты мог бы и передумать…
Энджел распахнул глаза и посмотрел в лицо отражения матери. Оно словно плавало в серебристой поверхности зеркала, паря над ним, красивое и порочное, как у алчущего демона.
– Мы могли бы провести вечер вместе? – прошептала она – Не так часто предоставляется подобная возможность.
– И как бы ты хотела скоротать времечко, дорогая матушка? – с сарказмом вопросил он. – Надеешься получить от меня наркоту? Или секс?
Нисколько не смутившись, Виола обняла его за плечи со спины, прижимаясь всем льнущим телом:
– И то, и другое вместе – можно?
– Я на вечер строил другие планы. Хотел, для разнообразия, пообщаться с кем-то, кто не из нашей семьи.
– Ладно, поняла, – Виола убрала от него руки, тряхнув светлыми волосами. – Давай обойдёмся одними наркотиками, без секса. Это тоже не плохо.
– Сделай одолжение, отвали от меня с этим! – отшатнулся Энджел. – Отец считает, что тебе следует немного притормозить и почиститься, так что счастлив от не будет.
– А ты всегда делаешь так, как скажет папочка! – презрительно фыркнула она. – Хороший мальчик.
– Я не всегда делаю, как скажет папочка.
– Разве?
– Но в данном конкретном случае я с ним согласен. В последнее время у тебя действительно конкретно рвёт крышу. Сказать «завязывай» я не могу, но хотя бы притормози?
– Чего ради?
– Что?..
– Чего ради тормозить, Энджел?
– Может быть, чтобы не сдвинуться окончательно?
Виола засмеялась, вызывающе, почти вульгарно:
– Ты это серьёзно? Чтобы не сойти с ума? Ну, тогда всем нам здесь беспокоиться совершенно не о чём, ибо мы совершенно, абсолютно и бесповоротно безумны.
Энджел поморщился:
– Только давай без этого, ладно? Отца в кое-то веки дома нет, я могу быть сам себе хозяином и делать то, что мне хочется…
– А чем твои желания отличаются от того, что обычно хочется ему?
– Хочешь сказать, что мы похожи?
Виола, присев на краешек кровати, внимательно поглядела на сына:
– Честно говоря – не очень. Боюсь, ты куда больше походишь на меня не только внешне, но и внутренне. Вот твоя сестрица – да! В ней всё от Кинга. Такая же жестокая, цельная и целеустремлённая, как он. И хотя Рэй потворствует своим страстям как может, но он владеет ими, а не они – им. В отличие от тебя и от меня – мы им подвластны.
Энджел чувствовал желание матери поддеть его, уколоть. Во многом она была права, и это бесило.
– Какого чёрта тебе от меня надо? – раздражённо сощурился он.
– Почему ты думаешь, что именно от тебя? Просто иногда одиночество… оно такое – одиночество. И, даже понимая, что на самом деле присутствие других людей лишь иллюзия избавления от него, всё равно цепляешься, как утопающий цепляется за соломинку, за чьё-то присуствие. Упрямо хватаешь руками пустоту, зачастую сам перестав понимать – зачем?
Она прислонилась лбом к витому столбику, на миг прикрыв глаза.
– Я так устала от всего. А больше всего – от твоего невыносимого отца.
– Не я виноват в том, что он мой отец. Держала бы ноги вместе, проблем бы у тебя было в разы меньше. А у меня их так и вовсе бы не было.
– Как грубо. И несправедливо.
Энджел отвернулся. Внезапно кольнувшая в сердце игла жалости была совсем некстати.
Какой смысл кого-то жалеть, раз ничем помочь нельзя?
– Мне интересно, какой ты была до встречи с Кингом?
– Никакой. Если помнишь, мы близнецы. Меня без него ни часа не было. Но иногда мне тоже бывает интересно узнать, какой бы я была – без него?
– И ты из праздного любопытства выкинула свой последний фортель, пытаясь его убить? – отбросив расчёску, Энджел повернулся к матери, меряя её сердитым взглядом.
– Почему тебя заботит его жизнь? Почему ты не хочешь помочь мне освободиться от него?! Разве это не решило бы все наши проблемы? – вскинулась Виола.
– Нет! – рявкнул Энджел. – Не хочу даже думать об этом, ясно?
