– Ничего мы не знаем, Сандра, – покачал головой Ливиан.
Он выглядел отрешённым, словно полусонным. Говорил медленно, в растяжку, словно преодолевая накатывающую дурноту или сонливость.
– Да уж. Любопытная история в лучших традициях бразильских сериалов. Тайны Мадриского двора это так, детская история. И что? Если (или правильнее сказать, когда) Артур бросит твою Мередит? Она уже, конечно, будет не так хороша для тебя?
Глаза Ливиана распахнулись и против ожиданий, взгляд у него был осмысленный и цепкий:
– Сандра, я что, похож на идиота, который ценит женщину только за право первым украсть её девственность? Если завтра Артур бросит Мередит… я буду рад её утешить. Но откровенно говоря, я чувствую себя полным идиотом. Если бы я не валял дурака и не играл в джентльмена, я бы её не потерял.
– Она действительно для тебя что-то значила? – удивлённо взглянула на него Сандра.
– А что? – криво усмехнулся Ливиан. – Не заметно? Ведь я всегда себя веду так, правда? – сардонически развёл окровавленными руками он.
– Почему-то мне кажется, что довольно часто.
– Но не на показ же?
– Ясно. Ты съехал с катушек, потому что профукал девушку. Последний вопрос можно? Так, нож в ране провернуть?
– В твоей или в моей?
– Как получится. Предположим, я бы сегодня в меру своих растрёпанных чувств не устояла и поддалась твоему неотразимому обаянию, что бы было тогда? Как бы ты завтра объяснял мне всю эту историю?
Ливиан смотрел на неё в упор таким тяжёлым взглядом, что Сандре с трудом удавалось не отводить глаз. Ей казалось, или дыхание его участилось.
– В следующий раз, пожалуйста, постарайся не играть с моими чувствами, ладно, братец? Некрасиво получилось.
Сандра поднялась, поправляя на себе одежду.
– Сандра?
– Что? Помочь дойти до комнаты?
– Нет. Не это. Я не знаю, стоит ли говорить. Но всё равно скажу.
– Я слушаю.
– Правда в том, что, если бы сегодня ты, как выразилась, поддалась моему обаянию, я завтра бы и не вспомнил о Мередит.
– Ливиан, ну зачем?.. Мы же почти закончили этот неприятный инцидент?
– Мы и закончили. Но раз уж случилось, как случилось… я не играл с тобой. И я до сих пор уверен, что согласись ты перейти призрачную черту из ненужных нам условностей, между нами это был бы союз равных. И после тебя я бы уже не взглянул ни на одну женщину.
– Ага. Только на мужчин? – попыталась отшутиться Сандра.
– Нет.
– И как всё это сочетается с твоей большой любовью к Мередит?
Ливиан едва уловимо пожал плечами:
– Мередит – как светлая мечта. Такая хрупкая, нежная. К ней страшно прикасаться руками. То ли, боишься, пятна останутся, то ли разобьёшь?
– А меня, значит, ты разбить не боишься?
Ливиан посмотрел на неё с лёгкой полуулыбкой на запекшихся губах и медленно покачал головой:
– Ты знаешь, что я такое, Сандра. Ты знаешь кто мы такие. Ты равна нам. Мередит – нет. Но я уважаю твою позицию. Сегодняшний инцидент никогда не повторится, даю тебе слово. Если только…
Сандра вопросительно вскинула бровь:
– Если только?..
– Ты сама этого не захочешь.
Глава 4. Альберт
Серебристые, серо-ртутные, похожие на сверкающие алмазы, слишком светлые у воскресшего незнакомца были глаза. Особенно по сравнению с чёрными, длинными, как у куклы, ресницами.
Какой удивительный парадокс. Черты лица кукольные, а само лицо – нет. Нечеловеческое, с чертами, куда больше подошедшими бы женщине, но не женственное. Красивое и тонкое – столь красивое и тонкое, что у мужчин на земле таких не бывает и быть не может. Эльфийская, ангельская, зачаровывающая красота. Совершенная, не человеческая и не демоническая – скорее ангельская, в выражении ничего вызывающего. Его даже чувственным назвать было сложно.
Ангел, только что рухнувший с небес, ещё пахнущий грозовыми облаками, весь в звездной пыльце; страдалец, которому оторвали крылья без анестезии и предупреждения.
Боль из-за тоски о том, что для обычного человека неведомо и недостижимо, сияла в невыразимо прекрасных глаза, слишком прозрачных, слишком светлых, слишком ярких для простого смертного.
– Кто вы такие?
Голос у него был тихий, мелодичный. Он медленно ронял слова, которые словно нехотя стекали с губ.
Взгляд незнакомца скользнул по Синтии, потом вернулся ко мне.
Он осторожно сел, слегка поморщившись. Припоминаю собственные ощущения после воскрешения, довольно острые. Физическая боль, помноженная на чувство потерянности, растерянности и – неприятия происходящего.
Взгляд незнакомца скользнул по комнате, задержавшись на настенных бра, мало напоминающих свечи или даже газовые рожки, бывшие в ходу в нашу бытность.
– Вы похожи на Элленджайтов, – на белом лбу проступил тонкий штрих морщинки. – Но я вас не знаю.
– Зато мы тебя знаем. Ещё как знаем! – хмыкнула Синтия.
Я одарил её сердитым взглядом и, как ни странно – подействовало. Сестра замолчала.
Она отступила на шаг, передёрнув плечами, как бы говоря: «Хочешь преподнести неприятную новость сам? Валяй. Я посмотрю из партера».
Предстоял не самый приятный разговор. Моему собеседнику будет ещё неприятней, чем мне. Есть вещи, которые принять сложно даже Элленджайтам.
– Тебя зовут Ральф, если не ошибаюсь? – как можно мягче проговорил я. – Как и твоего отца?
– Не понимаю, какое имеет значение имя моего отца? Что вы делаете в нашем доме? – требовательно вопросил он.
Ральф всё-таки сел, опираясь на гору подушек.
– Пока я был в отключке, кто-то нашёл очередное последствие грехов молодости? Чьи вы ублюдки? Что я пропустил?
Голос его звучал по-прежнему тихо, слова – медленно. И вроде бы ничего в окраске речи не изменилось, но я почувствовал себя так, будто на меня равнодушно плесканули помоями. Да, помнится дядя Винсент, когда говорил о своём сводном брате, каждый раз упоминал, что ладить с ним, мягко говоря, было сложно. У Ральфа II была отвратительная манера бесить многих, если не всех.
– Откровенно говоря, – всё-таки не утерпела Синтия. – Очень и очень многое. Последние лет, скажем, двести?
Мазнув по сестре ничего не выражающим взглядом, цепким, словно с одного раза улавливающим суть и ставившим ценник, незнакомец вновь повернулся ко мне. В светлых бриллиантовых глазах читался вопрос.
– Это тот самый Криссталл-Холл, в котором ты жил когда-то, – я старался говорить медленней, чтобы успеть придумать, подобрать слова, способные смягчить ситуацию. Дать собеседнику возможность осознать сказанное. – Но, видишь ли, сейчас 2002 год. В то время, как ты умер, кажется, в 1840-х?
