Но это было лишь в моих фантазиях. В реальности он даже не вздрогнул, лишь голубые глаза словно выцвели, сделавшись светлее, похожими на тонкий лёд, готовый треснуть и выплеснуть черноту.
Раздосадованная, я всем телом налегла на рукоятки кинжалов, заставляя их входить в тело глубже и двигаться, причиняя максимальные страдания. Не испытывая ни малейшей жалости, я снова склонилась к его губам, но на этот раз не за тем, чтобы поцеловать – едва мой рот соприкоснулся с его, я потянула в себя кровь. Она была горячей и солёной – в первую очередь. А под этой солью, словно второе течение, лёгкая приятная горчинка.
Кровь Элленджайтов – она действует как сильный наркотик, энергетик и афродозиак одновременно. Уж не знаю, что там за ферменты бурлят, но несколько глотков и крышу буквально сносит. Ощущение, будто летишь.
Я жадно тянула его кровь, чувствуя, как его тело сладко сжимается от боли. В состоянии уже изменённого сознания это нисколько не колыхало с моральной точки зрения, лишь доставляло удовольствие, давало ощущение власти. Я понимала, что нужно остановится. Не потому, что ему плохо, для меня самой исход был не ясен. Слишком сильнодействующей оказалась его кровь. Она бурлила в моих венах горячим томлением, похожим на жажду. Я хотела, чтобы, отринув мои запреты, он овладел мной прямо тут, на месте и без всякой прелюдии и в тоже время была готова умереть, чтобы этого не случилось. Не из принципов – из упрямства.
***
Он не отталкивал меня, не прижимал к себе, подчиняясь моим желаниям, оставлял право за мной вести этот танец. Или партию? Да кто разберёт? То, каким бесстрастным он оставался и к той боли, и к тому наслаждения, что я способна была подарить (а вообще-то способна ли? Откуда мне знать, если ничего подобного в моей жизни не разу не было?) и злило, и заводило сильнее – одновременно.
Он словно бросал мне вызов. Хотя «словно» тут было лишнее. Мне нужно заставить его сломаться и на всё про всё у меня осталось совсем немного времени. Он один из нас, а значит, скорее всего будет играть честно. Даже Рэй никогда не нарушал данного слова. Но если я проиграю… если я проиграю, честно играть придётся мне. А мне совсем не улыбается подпускать его к себе ближе, чем это уже случилось. Тут уж как бы не сломаться самой.
Я решила играть крупными козырями, чтобы наверняка. И не сомневалась в том, что выиграю. В конце концов Синтия наделила меня силой, равная которой в мире вряд ли есть ещё у кого-то.
Не сдерживаясь, я отпустила от себя… даже не знаю, как это описать. В моих руках была сила жечь, давить и наносить удары одной силой мысли и моего желания. В данный момент всего этого было в избытке.
Думаю, в тот момент его внутренности просто плавились в той невидимой плазме, в тех энергетических волнах, что срывались с кончиков моих пальцев. Невидимое пламя жгло, невидимые ножи резали, невидимые кулаки растирали его внутренности между невидимыми пальцами.
Нельзя сказать, чтобы мои усилия не принесли никакого результата. Прислонившись спиной к стене, откинув голову назад, опустив длинные ресницы и спрятав за ними лихорадочный блеск глаз, он несколько раз глубоко и ритмично вдохнул.
На скулах зажегся лихорадочный румянец, губы сделались красными настолько, будто он накрасился самой яркой, красной помадой, а глаза обвело тенями так, что они казались подведёнными тушью. Бледная кожа словно светилась в полумраке. Он был красив и жуток одновременно, и было в этой красоте нечто настолько порочное и пугающее, что я невольно отступила на шаг.
Но самое печальное для меня – с его губ не сорвалось ни стона. Железный он, что ли? А выглядит хрупкой статуэткой. Ну не может быть эта принцесса упрямей меня!
– Это всё? – голос его звучал тихо, мягко и совсем капельку – насмешливо. Тень издёвки? Хотя нет, что-то другое. – Это всё, на что ты способна?
У меня было желание в отместку выложиться по полной, но… что-то меня останавливало. Я понимала, что на этот раз передо мной равный противник. Этот не уступит. Скорее умрёт – из чистого ли упрямства, желания выиграть любым путём… или нет, тут всё иначе. Ему просто плевать на то, выживет он или умрёт. Тут было полное пренебрежение к жизни (я кожей чувствовала, ему плевать на себя даже больше, чем моим драгоценным братцам или мерзкому папаше). Ему важно оказаться сильнее меня, а вот жить или умереть – неважно.
Быть может, он даже ищет смерти? Такие, как мы, всё время её ищем.
Но мне-то что до этого? Почему не шарахнуть со всей дури? Почему не попробовать и не посмотреть? Разве мне не всё равно, сдохнет он или выживает? Я… я его даже не знаю.
Упираясь затылком в стену, он выжидающе глядел на меня. Спокойно, понимающе и с лёгким налётом скуки. Будто видел нечто похожее тысячу раз, не меньше.
У него нет никакого права так на меня смотреть. Он думает, меня удерживает похоть? Но ничего подобного я не чувствовала. Влечение было, и сильное, но я остановилась не потому, что хотела его. Да и как можно всерьёз хотеть того, чего не знаешь?
Мне и самой это было странно, ведь я легко убивала. Не задумываясь. Потому что стоит начать задумываться, и будет как сейчас – рука отяжелеет, начнут одолевать сомнения и ничего уже не будет. Тот, кто испытывает сомнения, редко наносит решающий удар. Тот, кто испытывает удовольствие, рано или поздно попадается. Когда я убивала, я не чувствовала ничего. Это было как выполнить работу. И люди в такой момент представлялись пустыми, как куклы. К тому же я никогда не убивала невинных. Наркодилеры, сутенёры, насильники – всегда лишь мужчины, те, кто получал удовольствие, унижая других, с разложившейся душой, в которой света было меньше, чем у собаки или даже свиньи. В такие моменты я даже чувствовала себя героем – я перерезала этой твари горло во мраке, и кто-то там, на свету, не пострадает. Какая-то девчёнка не попадёт в его цепкие лапы и её минует сексуальное рабство, а парень, быть может, никогда не попробует очередную дозу героина. Этих мразей ни трогало человеческое правосудие, сам господь бог забыл о них. Но я, отчасти такая же мразь, как они – я ставила точку в их мерзкой истории. И да, я чувствовала при этом удовлетворение.
Но этот парень… я его не знала. Хотя он – Элленджайт, а это значит, квинтэссенция всех возможных пороков. В глубине души я понимала, он, скорее всего, много хуже тех, кого я в своё время прикончила. И всё же… ну не поднималась у меня на него рука. Если бы он вёл себя иначе. Но он просто позволял мне делать всё, что приходило в голову и смотрел. И я чувствовала себя обезоруженной. Настолько, что даже мысль о позорном поражении не могла меня подстегнуть.
– Твоё время подошло к концу, – голос его был как мягкая ладонь, гладившая кошку против шерсти. – И ты проиграла.
– Я поняла, – как можно больше холода добавила в голос я. – Мне раздеваться? Или предпочитаешь сделать это сам?
– Раздевайся, – кивнул он.
Просто прелестно! Всю жизнь мечтала раздеться перед незнакомцем, с бесстрастным видом взирающего на это нелепое действие.
