– Мне нужна была картонка, чтобы заслониться от неправильных и ненужных чувств к человеку, который не должен был их вызывать.
– Не могу поверить, чтобы у такой девушки, как ты, возникла безответная любовь.
– Я не о любви говорила.
Он едва заметно приподнял брови:
– А о чём?
– Хотеть кого-то не значит любить. А мы и вовсе из рода психов. Наши желания могут убивать.
– Ты не желала «убить» предмет своего хотения? Или тебе не нравилось его «желать»?
– Определённо – второе.
– И что?…
– В смысле? – не поняла я сути вопроса.
– Твой план сработал? «Фанерка» помогла?
– Да.
– Наверное, это должно мне польстить? – нельзя сказать, что голос его звучал мягко или весело. Вроде и спокойно, но с лёгкой ноткой горечи и лёгкой злости. Неужели моё отношение способно задеть такого, как этот?
– Это ничего тебе не должно, просто правда.
– Ты не думала о том, что можешь задеть мои нежные чувства? – к горечи и злости добавился сарказм.
– Слушай, ну, давай начистоту? Я не пытаюсь морочить голову тебе, а ты в ответ для разнообразия тоже будь честен…
– Вообще-то, я всегда честен.
– Да, знаю. Честность – одно из жестоких качеств нашей сумасбродной семейки, но я всё равно верю, что как бы не горька была правда, лучше её знать, чем прятать голову в песок. Но, возвращаясь к поднятой раньше теме – пожалуйста, не пытайся строить из себя бедного и несчастного недолюбленного мальчика – со мной это не прокатит. Я знаю, что ты и какой ты.
– Правда? Забавно, я и сам-то не всегда знаю, кто я и какой есть, но мне интересно выслушать твою версию.
– Мою версию? К чему она тебе?
– Просто так, – пожал он плечами, – время убить. До рассвета ещё так долго.
– Здесь не бывает рассветов.
И снова уже почти привычное пожимание плечами:
– Рассвет бывает везде. Даже если ты и не способен его увидеть. Но всё же? Что ты обо мне думаешь?
– Что ты слишком красив… для мужчины. Девкой был бы краше. Может быть тогда, – кто знает? – мы бы даже стали подругами?
– Какая светлая перспектива, – усмехнулся он, впрочем, не слишком весело. – Не уверен, что хочу стать твоим другом.
– Я тебе не нравлюсь?
– Нравишься. Но я не претендую на френдзону.
– А на что ты претендуешь? Что тебе от меня нужно?
– Я первым задал вопрос. Но обещаю ответить на твой сразу же, как только получу ответ.
Я покачала головой. Разговор казался по-детски глупым, не конструктивным, бессмысленным. И в то же время он меня успокаивал, как успокаивает идущий за окном дождь.
– Что я о тебе думаю, Ральф Элленджайт? Чаще всего – ничего. Мне некогда о тебе думать, да я и не хочу этого делать. По-своему я благодарна тебе за то, как ты перевёл меня через этот рубеж, отделяющий женственность от девичества, его по-своему боится каждая женщина. Благодаря ли тебе, или потому, что на самом деле грань не так уж важна, но это оказалось куда проще, чем я думала раньше. Во мне ничего не переменилось, и я всё та же.
Он бросил на меня быстрый взгляд, словно говоря: «А чего ты хотела? Такие мелочи не меняют людей». А может быть, он думал о чём-то другом? Я не знаю. Вслух ничего не сказал, я благодарна и на этом.
Мне было уютно, пока Ральф молчал. Я словно бы говорила сама с собой, грезя наяву. Когда проговариваешь мысли вслух, оказывается, лучше понимаешь себя самого, а присутствие рядом другого человека даёт возможность не чувствовать себя сумасшедшим.
– Ты кажешься уязвимым, как цветок, внимательным, нежным…
– Я правду таким кажусь?
– Да. Не перебивай, это сбивает с мысли.
– Просто я понимаю, что за «нежным цветком» последует – «но». И хотя «нежный цветок» не бог весть какой комплимент, всё же… Хотя это звучит лучше, чем «ты хороший, но…».
– Я знаю, что ты – не хороший. Ты – Элленджайт. Элленджайты хорошими не бывают. Мы – отравленное племя, паразитирующее на самых худших людских инстинктах.
– Мы – паразитирующие? Неужели? Ты ничего не путаешь?
– Я никогда ничего не путаю.
– Порекомендовал бы тебе усомниться в этом. Сомнения признак умного человека, Сандра. Паразиты получают жизненную энергию за счёт того, на ком паразитируют.
– А я о чём говорю? Разве не об этом?
– Если ты так считаешь, то ты плохо понимаешь реальность, в которой существуешь и людей рядом с собой. Хотя, конечно, твой отец жуткий симбиоз, который ранее мне досель и не встречался, но остальные? Когда твой брат развлекает толпу, выставляя на потеху наши особенные способности, позволяя людям дать волю самым дурным своим фантазиям – кто кого использует? Он – их? Или они – его?
– Неважно. Важно то, что не будь его, в них никогда бы и не было тех чувств, через которые он заставляет их пройти! Думаешь, людям нравится чувствовать то, что приходится чувствовать рядом с такими, как вы?! Эту больную зависимость вместо любви?
– Эту больную зависимость они сами зовут любовью. Мы словно инструменты, способны издавать лишь те ноты, каким в нас заложены изначально, и как бы не был искусен музыкант-виртуоз барабан в его руках не запоёт скрипкой.
– Не совсем поняла твою метафору. Что ты хочешь этим сказать?
– В том, что чувства к нам их убивают, делают похожими на наркоманов, нашей вины нет. Не мы играем в людей – они играют в нас!
– Они играют в вас потому, что вы им это позволяете.
– Твой брат – позволяет? Думаю, и твой отец стал тем, кем есть, потому, что…
– Он от рождения жестокий, безжалостный ублюдок и манипулятор. Я не хочу говорить о Рэе. Давай уж лучше говорить о тебе… хотя, я теперь не могу говорить об одном, не упоминая другого. И, пожалуй, я не буду сначала говорить "ты хороший, но…», на самом деле ты за гранью того, что люди называют хорошим или плохим. Всё, что интересует Элленджайтов, это новые ощущения – любой ценой. Вас не останавливает, что в борьбе за них вы разрушаете и себя, и тех, кто осмеливается к вам привязаться. Элленджайт не такой уж и маленький город, но не прошло и месяца, как вы нашли друг друга. Подобное к подобному.
– Мы не похожи с твоим отцом. Сандра, ты совсем меня не знаешь.
– Верно. Не знаю. И знать не хочу. Мне вполне достаточно тех из нашей чокнутой семейки, от которых уже не отделаться.
– Жаль. Потому что от меня тебе теперь тоже не отделаться.
Я засмеялась:
– Ты ведь это не серьёзно?
Он смотрел на меня. Просто смотрел. И смех вдруг сам собой замер на моих губах, растаяв, словно снежинка.
