Сегодня правило оплаты сработало на мне качественно. Утром все было более-менее: между ног привычно ныла трудовая мозоль, в животе парил рой бабочек, в голове, как в старой доброй песне Добрынина, синий туман был похож на обман.
В общем — ничего особенного. Но вот стоило расстаться с Лехой, доковылять до своей школы…
И кто придумал эти летние факультативы? Зачем вообще подписалась на эту подработку? Вчера я чуть не прибила Леху за то, что «отпросил» меня с курсов, а сегодня готова была умолять, чтобы «отпросил» еще и со второй работы.
И урока не прошло, как я стала разваливаться. Будто во время магнитной бури, начала болеть голова, а к окончанию второго занятия желудок принялся проситься наружу. Гадкое состояние. Уже и не помнила, когда последний раз было так хреново.
От запаха кофе меня чуть не вырвало на завуча. А от аромата мятной жевательной резинки физрука — сложило пополам прямо на площадке перед школой. Чудо, что никто не пострадал!
Домой я вернулась зеленой, словно подружка Шрэка. Во всяком случае, именно она отразилась в зеркале. Но лучше мне в родных стенах не стало. Наоборот! Желудок урчанием и бульканьем вопил, что с ним беда. А внутренний голос шептал: «Обними же унитаз, да поскорее».
Я и обняла. Раз, другой, третий. Как лучшего друга. Нежно, ласково, выкладываясь в него до глубины души и селезенки. Но тошнота все не отпускала, унитаз держал крепко рядом с собой. И от досады хотелось плакать.
Полная задница! И это в мои романтические две недели!
Впрочем, о романтике я, наверное, вспомнила зря. Только грустная мысль сформировалась в голове, дверной звонок разразился заливистой трелью.
Кое-кто опять проигнорировал домофон. Пер напролом, как домушник, и даже предупредить заранее о своем визите не соизволил.
— Привет. — Я отомкнула дверь, но цепочку снимать не стала. Зачем, если ненадолго?
— И тебе не хворать.
Леха нахмурил брови, окатил меня внимательным взглядом. И хмыкнул.
— Я страшная, и мне хреново. В курсе. Можешь не просвещать.
С трудом удержалась, чтобы не закрыть дверь.
— Не пойму, ты синяя или зеленая. Свет плохо падает. — Сочувствия я, конечно же, не дождалась.
— Полчаса назад была зеленой. Но женщина — существо непостоянное. Сам знаешь.
Будто подтверждая это, мой желудок снова попросился навстречу к белому другу.
— Может, доктора вызвать? — Леха сам просунул руку в проем и снял цепочку.
— Не нужно никакого доктора. Уже становится лучше.
— Так а что это? — он взял меня за подбородок. Внимательно рассматривая, повращал из стороны в сторону.
Вроде бы заботился, но от этих вращений поплохело настолько, что рот открывать было страшно. Школьный двор и шок физрука не забылись.
— А это могут быть симптомы… — Мой самоуверенный мужчина, который еще вчера крутил задом и показывал класс в стриптизе, вдруг растерялся.
— Токсикоза, ты имел в виду?
— Да.
У Лехи, казалось, даже лицо побелело.
— Не знаю.
Я прижалась спиной к стене. Такая мысль приходила мне в голову, но до этой минуты я умудрялась гнать ее подальше. Зачем? Вчера у меня были рестораны, потрясающий стриптиз и сумасшедший секс. Уровень счастья пробил отметку «максимум».
Все как у нормальных людей и даже лучше. Токсикоз означал бы, что дело сделано. Финита ля комедия. Вместо горячего секса встречи с холодным керамическим другом. Вместо двух недель пшик. Вместо сердца — дырка… от бублика.
— Лех, рано еще о чем-то говорить. Может, вчерашнее переедание боком выходит. Может, мой пролетарский желудок не подружился с высокой французской кухней.
Пока один подданный ее величества не бухнулся тут у меня в позорный обморок, нужно было выдать хоть какие-то версии. Хотя бы для себя.
— Но со мной все хорошо, а пробовали ту дрянь мы вместе.
— Это, конечно, обидно. Но как способ диагностики так себе, — отмахнулась.
— А как-то можно помочь? — Леха, похоже, все же отжился. — Если не доктора, то лекарства какие-нибудь… Я могу что-то сделать?
— Можешь! Езжай домой. Эротические удовольствия мне временно противопоказаны.
— Нашла чем пугать.
— Стошнить может в любой момент. — Я сделала круглые глаза, как последнему двоечнику в классе.
— А если мы как при насморке? Кто с соплями, тот снизу. — Гад погладил меня по щеке. Сочувственно так, как умалишенную.
Попытка пошутить была неплохой. Если бы не полдня в туалете, я бы, возможно, даже улыбнулась. Старался родной мой, переживал! Только подступающая к горлу тошнота никуда не делась.
— Нет, Леш… — не в состоянии дольше разговаривать, я уверенно вытолкала его за дверь. — К тому же… Возможно, оно и не актуально уже.
Последняя реплика слетела с губ сама. Сорвалась, как необъезженная кобылка в широкое поле, и принялась галопом носиться по голове. Судя по стеклянному взгляду, не только у меня.
— Поль, постой!
Леха попытался сунуть ногу в дверной проем. Ни мои слова, ни жуткий вид, похоже, не убедили. Но секундное замешательство дало мне фору.
— Я позвоню, когда станет лучше, — захлопнула-таки дверь перед его носом и сразу же повернула ключ в замке. — Позвоню! — повторила для особо понятливых и, пока меня не размазало в сопли на грязном коврике под дверью, потянулась к сегодняшнему холодному белому товарищу.
Шаг. Второй. Третий… Поворот…
В мыслях было только одно: «Не думать!»
Тело тоже требовало лишь одного: «Блевать!»
Никогда бы не поверила, что тошнота производит такой психотерапевтический эффект, но одно другому помогало. Как клин клином.
Выворачиваясь желчью над унитазом, я способна была думать лишь о салфетках.
Впихивая в себя воду, молилась, чтобы она не вытекла тем же путем, каким и вошла.
Больше ни о чем. Ни о возможном ребенке под сердцем. Ни о том, что не надышалась своим Лешкой.
Еще часик… Или полтора.
Пока на улице окончательно не стало темно.
А потом…
Нет, добавить к зеленому цвету лица еще и опухшие от слез глаза я так и не успела.
В дверь снова позвонили, и громкий Лехин крик: «Я лекарства принес. Открывай давай!» — теперь уже мне не оставил ни одного шанса.
Глава 27. Откровеннее секса только…
Женщины любят ушами. Аминь.
Леха
Уж не знаю, сколько должно было пройти времени, чтобы Поля начала мне доверять, но пока дела с доверием шли плохо. Секс не работал от слова «совсем». После ресторанов Полину лишь тошнило. А задницей, как оказалось, я вообще тряс зря. Размялся, да и только.
