Договорить я не успела. Ба вдруг повернулась ко мне и растерянно заговорила сама:
— Я не буду к тебе переезжать. Мы с Львом Дмитриевичем завтра в санаторий уезжаем.
Не веря своим ушам, я плюхнулась в кресло, прямо на сумочку.
— Ты? В санаторий?
— Он сказал, что там отличный медицинский персонал, процедуры и свежий воздух.
— Но ты же была против!
Я вспомнила, как она с презрением говорила о санатории. Словно это помойка какая-то, а предложение поехать туда — оскорбление чести и достоинства великой скрипачки.
— Была… — Глаза ба подозрительно заблестели. — Лева… Он заставил засунуть под язык валидол и… Сказал, что бросит меня, если не начну слушаться.
Губы бабушки дрогнули.
— Ба… — я раскрыла рот, не зная, что сказать.
К счастью, это и не понадобилось. Ба продолжила сама, словно из нее перло:
— А еще он признался, что у него нет музыкального слуха. Он терпеть не может музеи. И хочет дачу. С огородом, лохматой собакой и этой отвратительной штуковиной, на которой жарят мясо.
Посмотрев на бабушкин блистер с валидолом, я завистливо сглотнула. Уж не знаю, какие у Лехи были родители, но дедовы гены ему передались точно.
— И что? Вы расстались? — я с трудом смогла пошевелить языком, чтобы спросить.
Бабушка будто и не услышала. Взгляд мазнул по обоям рядом с моей головой. Грудь с шумным вздохом поднялась.
— Поль, ты не знаешь, где можно купить туфли для этой… дачи? У меня ведь все с каблуками. И одежда, наверное, понадобится новая… — она задумчиво потерла левую бровь. — Ну не буду же я расхаживать по огороду в шелковых платьях, как какая-нибудь профурсетка из телевизора. Это такой моветон! Не дай бог, кто-то увидит!
— Я… я помогу… Мы что-нибудь подберем.
Дар речи ко мне вернулся. Но не до конца. Предложение нормально построить не получалось, словно русский язык позабыла. И от шока голос звучал глухо.
— Но это не сейчас. — Бабушка по-барски взмахнула ладонью. — После санатория. Если нас комары не съедят в этом лесу.
— Конечно.
— И еще собачий питомник какой-то нужен… Не дворнягу же мне воспитывать… И… — Блуждающий взгляд бабушки скользнул по мне. Вернулся. И будто видит меня впервые в жизни, Ядвига Яновна удивленно уставилась глаза в глаза. — Полина, а что ты, радость моя, до сих пор делаешь в этой палате? Медом намазано?
— Я?
— Думаешь, что ради твоей неземной красоты самолет в Лондон на больничной лужайке пересадку сделает? — из растерянной дивы, которую шантажом заставили поехать в санаторий и потом жить на даче, бабуля в один миг превратилась в главную светскую львицу Питера. Грозу дирижеров и повелительницу консерватории. — Ты Алексея еще сколько мучить планируешь? А свадьбу когда устраивать? А детей?
— Бабуль, я…
— Милая моя, хочу тебе сказать страшную вещь — ты не молодеешь! Он, конечно, без ума от тебя, но нельзя мариновать мужчину так долго! Они от этого портятся.
Совсем как в детстве, она похлопала по матрасу и протянула ко мне руки.
— Бабушка! — я бросилась к ней в объятия так, словно меня кто-то подбросил. Быстро, со всхлипом, со слезами на глазах. Ничего не понимающая и обалдевшая от неожиданного счастья.
Скажи кто полчаса назад, что такое случится, не поверила бы. В планах были только работа, лечение и убивающие своей тоской вечера. Грузовик со счастьем не желал заезжать на мою улицу. Светил фарами издалека, манил ценным грузом. И вдруг…
— Девочка моя, — ба гладила меня по голове, по плечам. — Ну что ты? Все ведь хорошо. Ни твой Крамер никуда от тебя не убежит. Ни мой от меня.
— Не. Убежит.
После нового всхлипа слезы потекли уже не дорожками, а реками. В жизни никогда так не ревела. С соплями и завыванием. Будто вся жидкость, которую выпила за два дня, решила выйти наружу. И остановиться не получалось.
— Он очень тебя любит. Всегда любил, — убаюкивая в объятиях, прошептала бабушка. — И ты его. Всегда.
— Да-а-да… — к прежнему оркестру из ненормальных реакций добавилась еще и икота. — Но. Ик! Так и не сказала этого ему. Ик! Ни разу.
Глава 36. Одинокий волк. Бывший
Женщины любят ушами,
мужчины же предпочитают нащупывать свои ответы.
Леха
У женщин регулярно бывают «те самые дни». Случаются они и у мужиков. Разница лишь в том, что мы не грозим залить кровищей все что можно, а жестко убиваемся на работе.
Сегодня у меня случился как раз один из убойных дней. Деньги по питерскому проекту перли, так что бухгалтерская фирма заранее пугала дикими налогами. Басманскому приспичило второй раз жениться, и он сбросил все самые сложные вопросы на меня. А Полька, как назло, не брала трубку.
Коза! Вот искал для нее другое обращение. Зайка, котя, солнышко… но не прирастало. Козой была. Козой и оставалась. Офигенной! Такой, что дня не получалось прожить без ее голоса и взгляда в камеру. Но упрямой и непослушной.
Пожалуй, до задницы все же стоило добраться. Совместить, так сказать, приятное с полезным — удовольствие с воспитанием. Переживет, если один раз генофондом не по назначению воспользуемся.
В том, что с продолжением рода проблем не будет, я не сомневался. Жила внутри уверенность, словно это неминуемо, как рассвет. А вот с самой продолжательницей рода срочно нужно было разбираться.
В мыслях о том, как именно буду укрощать Польку, я поздно вечером вернулся с работы домой. Поздоровался с подозрительно улыбавшимся консьержем. И поднялся на свой этаж.
Сегодня не на лифте. Пешком, чтобы хоть как-то разгрузить гудящую голову.
К сожалению, особо не помогло. Остановился у окна на лестничной площадке. Вдалеке, как огромное НЛО, садилось солнце, Темзу заливал его мягкий оранжевый свет. А у меня перед глазами все еще проносились страницы с отчетами и длинные таблицы цифр.
Да, не таким я был лет пятнадцать назад, да и десять — тоже. Всего тридцать пять, а уже пованиваю нафталином. В бар не тянет совсем. В холодильнике вместо хорошего английского пива упаковка воды. И все желания примитивны до безобразия: поесть, увидеть Польку и упасть лицом в матрас. Проспать до утра.
Сколько там шагов от верности до импотенции? Я, наверное, их уже протопал. Сгубила ведьма зеленоглазая. Привязала к себе и бросила.
Об этом я подумал, когда открывал дверь и снимал обувь.
А потом ни о чем уже не думалось.
Как робот без подзарядки, опустился на сиденье дивана. Кое-как стянул с себя пиджак, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. И накрыло.