– Что насчет оружия? – спросила Селестина, когда все усвоили, как подчинять себе эти устройства.
– Оружия? – недоуменно повторил Форкерей.
– Я слышала об этих скафандрах, капитан. Они располагают огневой мощью, которой хватит, чтобы испепелить небольшую гору.
Чайлд поспешил вмешаться:
– Боюсь, никакого оружия не предусмотрено. Я попросил Форкерея извлечь из скафандров все лишнее. И резаки тоже, кстати. Кроме того, хочу предупредить, что не стоит рассчитывать на усилители мышц, как в обычных скафандрах. Физическая сила принудительно ограничена.
– Не уверена, что поняла правильно. Вы сознательно лишаете нас многих возможностей?
– Вовсе нет. Я лишь пытаюсь соответствовать правилам, которые устанавливает Шпиль. Оружие он внутрь не пропускает, сами убедитесь, как и любые предметы, способные нанести ему урон, скажем плазменные резаки. Словно унюхивает их и действует соответственно. Очень умная штука.
Я пристально посмотрел на него:
– Это догадки или?..
– Какие там догадки! Аргайл успел многое разузнать. Думаю, нам нет смысла повторять ошибки его команды.
– Все равно не понимаю, – сказала Селестина, когда мы выбрались из шаттла и встали рядом, точно группа мыльных статуэток. – С какой стати нам соглашаться на условия этой штуковины? На корабле Форкерея должны быть орудия, способные бить с орбиты. Ими мы бы запросто вскрыли Шпиль.
– Верно, – согласился Чайлд, – и заодно уничтожили бы то, ради чего прилетели в такую даль.
– Я не предлагала стереть Шпиль с поверхности Голгофы. Имелось в виду рассечение с хирургической точностью.
– Ничего не выйдет, Селестина. Шпиль – живое существо. Или машина с интеллектом, намного опережающим все, с чем мы до сих пор сталкивались. Он не потерпит агрессии применительно к себе. Аргайл в этом удостоверился.
И потом, если допустить, что Шпиль уязвим для орбитального залпа – а мы не знаем, так ли это, – удар с орбиты уничтожит все внутри. То есть экспедиция окажется напрасной.
– Но идти туда без оружия…
– Кто сказал, что мы будем безоружными? – Чайлд постучал себя по визору шлема. – У нас есть наши мозги. Вот почему я собрал именно такую компанию. Зайди речь о грубой силе, мне не пришлось бы обшаривать весь Йеллоустон в поисках столь могучих мозгов, как ваши.
Тут подала голос Хирц – ее можно было узнать по менее объемному, чем другие, скафандру:
– Ты бы лучше болтал поменьше.
– Форкерей, мы на связи, – произнес Чайлд. – Почти добрались. Спустите нас в пределах двух километров от основания Шпиля. Остальной путь преодолеем пешком.
Капитан подчинился и повел караван скафандров вниз. С начала перемещения по планете он управлял всеми скафандрами, но теперь каждый обрел свободу и мог передвигаться самостоятельно.
Сквозь многочисленные армированные и прочие слои скафандра я ощущал грубую поверхность планеты под подошвами башмаков. Вскинул облепленную перчаткой руку и поймал легкий бриз, пронзавший тонкую атмосферу Голгофы. Тактильные ощущения транслировались безошибочно, и попытку шагнуть вперед скафандр подхватил столь уверенно, что ни на миг не возникло ощущения чужой помощи. Видимость была отличная – скафандр проецировал изображение извне на тыльную сторону визора, не вынуждая раздраженно щуриться.
Полоса в верхней части экрана отображала картинку на все триста шестьдесят градусов, и я мог увеличить любой ее фрагмент, почти не задумываясь над тем, как это сделать. Различные датчики и шкалы – сонар, радар, температура, гравиметрия – выводились для отображения с той же легкостью. Глядя вниз, я мог попросить скафандр вырезать меня из картинки, и получалось, что я как бы смотрю на ландшафт вокруг бестелесно. По дороге к Шпилю скафандр помечал подсветкой различные объекты; неоновые кружева вспыхивали то возле причудливого нагромождения камней, то над затейливыми изгибами местности. После нескольких минут пути эта игра света меня утомила, и я отрегулировал чувствительность скафандра до уровня, который сам посчитал приемлемым, чтобы он не проявлял чрезмерной бдительности, но и в спячку не впадал.
Наш отряд возглавляли теперь двое – к Форкерею присоединился Чайлд. Их было трудно различить, но мой скафандр частично стер «мыльные» коконы вокруг тел, и потому казалось, что эти двое шагают по чужой планете без всякой защиты, не считая призрачной второй кожи. Оборачиваясь ко мне, они, естественно, наблюдали ту же оптическую иллюзию.
Тринтиньян вышагивал чуть позади, перемещаясь с той автоматоподобной одеревенелостью, к которой я постепенно начинал привыкать.
За ним шла Селестина, а я следовал за нею по пятам.
Замыкала группу Хирц, маленькая, смертоносная и – как я усвоил, познакомившись с ней поближе, – ничуть не похожая на тех немногих детей, которые встречались мне ранее.
А впереди, вырастая все выше, воздвигалась та штука, которую мы прилетели покорять.
Конечно, она была видна задолго до того, как мы выступили в путь. В конце концов, эта дура в четверть километра высотой! Но, мне кажется, мы все постарались отрешиться, вычеркнуть ее из восприятия до тех пор, пока не приблизимся. Лишь теперь, когда наши ментальные щиты опустились, мы позволили себе принять во внимание факт существования гигантской конструкции.
Огромная, безмолвная, она заслоняла собой небо.
Во многом она соответствовала тем картинкам, которые нам показывал Чайлд, разве что выглядела куда более массивной, если угодно – более весомой и реальной. До ее основания оставалось метров двести, но средняя часть, то самое лампообразное навершие, уже как будто нависало над нами, грозя вот-вот обрушиться и раздавить в лепешку. Это впечатление усугублялось редкими высотными облаками, что пролетали над конструкцией, гонимые реактивными воздушными потоками Голгофы. Вообще конструкция выглядела так, словно готова обвалиться. Стоило мне осмыслить, сколь она велика – сколь древнее это сооружение и сколь оно опасно для мелочи вроде нас, – сама мысль о том, чтобы проникнуть внутрь и подняться наверх, стала подозрительно смахивать на безумную фантазию.
Но голос рассудка вовремя напомнил, что именно такого эффекта, скорее всего, добивались неведомые создатели Шпиля.
Поэтому следующий шаг к основанию сооружения дался чуточку легче.
– Что ж, – проговорила Селестина, – мы, похоже, отыскали Аргайла.
Чайлд кивнул:
– Ага. То, что осталось от бедняги. К тому времени мы успели найти несколько конечностей, но его тело можно было признать относительно целым. Внутри Шпиля он лишился ноги и все-таки смог выбраться наружу прежде, чем его умертвили удушье и потеря крови. Вон там, умирая, он делился знаниями с зондом Чайлда, который наконец-то соизволил появиться из укрытия.
Быть может, на грани смерти несчастному капитану привиделся благой стальной ангел.
