Законник смотрел на него недобро и напряженно.
– Господин Халистер, я никоим образом не одобряю рабство как явление само по себе, но вам не следует пытаться давить на жалость.
Вот что он подумал: что Март предоставит ему сытого, довольного жизнью ребенка и попросит его не забирать. «Господин законник, оставьте его мне, пожалуйста!» – так? Хорошенького же он о нем мнения.
Мартин покачал головой.
– И не собирался, лорд Брэниган.
– Можно без «лорд», я здесь по долгу службы.
Март уважительно кивнул: не всякий лорд способен не кичиться своей родословной. Впрочем, не каждый сын короля, пусть и внебрачный, отправится работать в Королевский сыск и возвращать хозяевам беглых рабов.
– Звали, господин? – Пьетро спустился в гостиную и замер, руки – по швам, взгляд – в пол. Этакий памятник смирению и покорности.
– Звал, звал, – откликнулся Март, досадуя, что, несмотря ни на что, мальчишка выглядит запуганным. – Подойди к нам.
Пьетро покорно сделал несколько шагов вперед. Все-таки не расчесался. Или его шевелюра опять успела перепутаться? Март уже не раз замечал, что кудри мальчишки превращались в нечесаное гнездо в считаные минуты.
– Как вы оцените его состояние? – поинтересовался Мартин у Брэнигана.
Тот бросил на замершего перед ними Пьетро беглый взгляд; покачал головой.
– Его нужно вернуть, какие бы мотивы у вас ни были.
– Возможно, – согласился Март; боковым зрением заметил, как вздрогнул подросток. – А возможно, и нет. – Маг встал и прошел к комоду у стены, открыл ящик, достал бумаги. – Возьмите, можете подшить к рапорту, – вернулся и протянул стопку законнику.
– Что это? – тот нахмурился.
– Это чеки, господин уполномоченный, – охотно пояснил Мартин. – Суммы, потраченные на еду, одежду и медикаменты для лечения мальчика. – Он подошел к Пьетро ближе и обнял за плечи. – Не дрожи, – шикнул на того едва слышно и продолжил для Брэнигана, недоуменно перебирающего перечисленные бумаги: – Можете подбить и пересчитать. Три золотых и две серебряные монеты, учитывая дорогостоящее средство для заживления рубцов. А согласно статье Свода законов номер пятьсот шестьдесят восемь дробь двенадцать, если постороннее лицо потратило на содержание чужого раба более трех золотых монет, оно имеет право претендовать на владение им либо получить компенсацию от нынешнего владельца в двойном размере. – Пьетро ощутимо вздрогнул, но Мартин крепче сжал его плечо. – Как думаете, господин старший уполномоченный, господин Шельес выложит мне шесть с половиной золотых за то, чтобы забрать мальчика? Насколько мне известно, страховая ставка для видов подобной собственности редко превышает две монеты.
Брэниган все еще сидел с бумагами в руках и смотрел на стоящего перед ним Мартина широко распахнутыми глазами.
Маг позволил себе усмехнуться.
– Так что скажете, господин старший уполномоченный?
Тот впервые перевел внимательный взгляд на Пьетро.
– А ты сам? – спросил как-то устало. – Хочешь остаться у господина Халистера?
– Хочу, господин Брэниган! – горячо выпалил Пьетро. – Ой, то есть лорд Брэниган!
И с головой выдал то, что Март знал и так: что подслушивал еще до того, как его позвали.
Теперь и гость это понял; встретился с магом взглядом. Мартин пожал плечами.
Брэниган же неожиданно расплылся в широкой улыбке; засунул бумаги во внутренний карман своего сюртука, отчего тот оттопырился на груди, и встал.
– Мое уважение, господин Халистер, – протянул руку. – Вот пункт дробь двенадцать я позабыл. С удовольствием напомню господину Шельесу его содержание.
Март жесту удивился, но протянутую руку пожал. Не всякий решится дотронуться до черного…
– И вам – мое почтение, – кивнул на прощанье, все еще держа вторую руку на плече окаменевшего и пока не смеющего поверить в их победу мальчишки.
– Приятно было познакомиться, – буркнул Брэниган и повернулся к двери.
Март проводил его взглядом… и вдруг заметил то, на что не обратил внимания сразу.
– Стойте! – выкрикнул прежде, чем успел подумать; быстро отстранил от себя Пьетро. – Петь, живо дуй в свою комнату.
Тот не решился спорить.
Брэниган тоже послушался: остановился, недоуменно обернулся.
– Что-то случилось? – нахмурил брови.
Март серьезно кивнул, продолжая изучать ауру стоящего напротив него человека.
– Случилось. Я думаю, вам следует отпустить своих людей и задержаться у меня на некоторое время.
Лицо законника вытянулось.
– С какой такой стати? – не понял он и расценил как угрозу.
– С той самой, что на вас наложено проклятие, от которого вы скончаетесь не позднее чем через неделю, – ответил Мартин чистую правду. – Я могу его снять. Если позволите, разумеется.
Глава 9
– Это все дурно попахивает…
Март, в очередной раз с задумчивым видом обходя по кругу сидящего на стуле посреди гостиной мужчину, остановился; бросил на Брэнигана недовольный взгляд: тот опять сбил его концентрацию.
– Проклятия не имеют запаха, – возразил и продолжил движение. – Будьте любезны, не вертитесь и не разговаривайте.
Проклятие действительно было, причем спрятанное так тщательно, что Мартин не только заметил его не сразу, но и сейчас терял из вида всякий раз, стоило отвлечься. А проклятый… не помогал.
В доме стояла звенящая тишина. Пьетро было велено уйти во двор и заниматься Мраком, пока не позовут. Мирта ушла домой, чтобы не мешать.
Мешал только тот, кому данное мероприятие было нужнее всего.
– Если оно есть, – буркнул уполномоченный.
Март скрипнул зубами и остановился снова – на сей раз прямо напротив мужчины, а не за его спиной.
– Так, ну хватит. – Маг сложил руки на груди и грозно взглянул на сидящего. – Если есть какие-то сомнения по поводу наличия у вас черной дряни прямехонько посреди груди, можете сейчас же выметаться, – для доходчивости вытянул руку, указывая направление. – Дверь – вон там. Уж поверьте, мне будет чем заняться, когда вы лишите меня своего присутствия.
Брэниган нахмурился и остался сидеть. Пожевал губами, будто собирался что-то сказать, но никак не мог подобрать слов.
Март так и стоял, скрестив руки, и ждал. Убеждать кого-либо принять свою помощь – увольте.
– Вы узнали меня. – Наконец проклятый выбрал, по его мнению, самый важный аспект.
– Если не хотите быть узнанным, возьмите себе псевдоним, – огрызнулся Мартин.
Теперь Брэниган помрачнел.
– Мой отец в гробу перевернется, если я откажусь от его имени, – произнес одновременно с оттенками пафоса и досады, что говорило о том, что подобный способ «спрятаться» приходил и ему в голову.
