«Ну, это еще не показатель», – подумал я.
Неделю жил спокойно. Мамаша больше не бегала сзади, усвоив на третий день, что пока не выполню задания, не сяду. А вот потом на ее возмущение ноль внимания, и приставать, если нет чего реально важного, не стоит. Вставал и демонстративно уходил не отвечая. Попытки по-старому награждать подзатыльниками пресек, погрозив пальцем. Она аж с открытым ртом застыла и вынужденно приняла новое положение, а в ее вечной ругани появилось «вылитый Ермолай», причем с заметным уважением. Тот тоже мастерски умел смываться, стоило попросить помочь. Впереди предстояла уборка картошки, но пока ничего реально тяжелого. Привычно чистил коровник, свинарник, птичник с крольчатником, задавал корма, а потом занимался своими делами – самообразованием. Точнее, изучал Катины учебники. Ошибки – мелочь. Надо правила выучить, и через месяц-другой можно считать себя грамотным.
Первоначальная растерянность прошла. Главное уже усвоил. История пошла не туда после Корниловского выступления. Октябрьской революции не случилось, вместо нее некая республика. То есть в тексте для училища подробно расписывалось, кто кого сменял, что происходило, но в данный момент это все не важно. Куча тщательно подготовленных ходов и фактов оказалась мусором. Ленина с Троцким и Свердловым грохнули военные при аресте, причем об этом говорилось как о патриотичном акте, хотя правильней было б отдать под суд, а про Сталина и вовсе ни слова. Куда делся, неясно, но странно от учебника истории для младших классов ждать подробностей. Это искать придется в серьезных книгах. Пока рано, да и смысла нет.
По-прежнему не хватало слов для нормального разговора, хотя уже гораздо лучше объяснялся. Синапсисы
[4] прорастали, давая новые связи, да и гонял постоянно энергию, помогая выздоровлению. Я решил никуда не торопиться, вживаясь в окружающий мир. Надо изучать обстановку и думать. Теперь точки вмешательства совсем иные, и торопиться глупо. Человечество не так просто свернуть с прежнего пути, и буду думать. А также учиться говорить. Уж это дурацкое состояние больного на голову точно не предусмотрено прежним планом!
Понимаю на слух практически все, кроме специфических терминов. Собственно, и прежний жилец этого тела не был откровенно глуп. Говорил не очень, а когда к нему обращались, разбирал. Вот с абстрактным мышлением беда. Чего не видел: бога, законов, другого города – для него не существовало, и слова – пустой звук. К тому же не хотелось прежде необходимости раскрываться. Как поведут себя родители, обнаружив внезапное поумнение, неизвестно. То есть мать привыкла командовать, и сильно разумный сын, устанавливающий новые правила поведения, вызвал бы резкое недовольство. Потому продолжал послушно подчиняться в не имеющих важности вопросах. Основные труды по хозяйству так и висели на мне. В любом подворье полно работы с утра до вечера, и найти занятие раз плюнуть. Я честно трудился, иногда не дожидаясь указаний, просто раз вчера ворочал, начинал сегодня продолжать, заодно возвращая утраченную физическую форму и мысленно произнося целые речи для тренировки и учась обнаруживать синонимы и расцвечивать монолог. Общение с Катей, пересказывающей по просьбе уроки, а заодно и выучивающей очередной параграф в конспекте занятий, крайне помогало.
Махнул рукой, привлекая внимание, и постучал себя по голове. Очень раздражала невозможность самостоятельно расспросить, без посредника. Все равно бессмысленно мамаше что-то объяснять. Ей все пофиг, однако для порядка всегда изображала заинтересованность, а поскольку и Николке прежде было фиолетово из-за отсутствия понимания, больных и слушать не стоило. Либо мог помочь, либо нет. Одним вливанием энергии серьезные вещи не исправить. Разве боли убрать и общее состояние улучшить. Теперь все иначе. Во-первых, я неплохо умел лечить, хотя всерьез прежде этим не занимался. Светить способности не стремился. Так, по мелочи, в семье. Во-вторых, Николка оказался очень сильным сенсом. К тому же или у него нечто сдвинулось от нашего сообщества, или прежде и так имелось, однако использовать не умел, но границы прежних возможностей для нашего общего тела изрядно раздвинулись. Во всяком случае, пропавшего мальчишку нашли, где сказал. Ничего такого прежде с ним, да и со мной не происходило.
– Глава, – спрашиваю, – болит часто?
– Нет, – сказал парень, – не было такого.
– Ты лечь, – показал на давно приспособленный под это дело деревянный топчан. – Стальным мчать.
– Молчать надо, – перевела мать, заметив беспомощный взгляд.
– Смерть не будет, – сказал, закончив тщательный осмотр пациента. – Зеся, – показал на точку в голове, – выросло неправильно.
Ну не поворачивается язык сказать «опухоль». Николка такого знать не мог, без сомнений.
– Не страшно. Маль-мало, с зерно, но давит, – беспомощно развел руками, не найдя нужных слов. На этот раз не притворяясь. – Расти будет, тогда плохо. Или нет. Врач резать кость, через дырка отрежет.
– А станет? – очень серьезно спросил парень. – Как ему объяснить, откуда знаю?
– Рентген.
Уже делают, точно знаю, однако для того требовалась куча оборудования и хороший профессионал, чтобы разобрался с результатом, но смотрели в основном кости. Полной уверенности в возможности отличить больную ткань от здоровой, да еще столь малую, не имелось. Очень важно разузнать допустимость проверки. Поговорить с Евгением Карловичем? Вряд ли успел забыть. Нет. Не сейчас. Пусть сами разбираются.
– А ты видишь без?
– Ага.
Странно отрицать.
– Может, и убрать без трепанации, как рассказывают, сумеешь? – спросил с надеждой.
– Делать треп…
Немножко сыграть в дурака.
– Сверление черепа, – догадался парень о затруднении.
– Гимназ?
– Да, последний класс.
– Умный… Я могу. Тяжко, долго…
Вот теперь мать Николки, с подозрением прислушивающаяся, одобрительно кивнула.
– Дохтур быстро.
– Зато без дырки в голове.
Я молча пожимаю плечами. Не мой выбор.
– Раз, два, три прихода. Смотреть опосля. Щас знать не можу. Четыре, пять.
– Но он сумеет, Ульяна Степановна? – Это уже клиентка.
– Сказал – сделает, – с полной уверенностью заявляет мамаша.
С утра она подвалила и с неуместной застенчивостью, все ж не заметить изменение поведения не могла, спросила, готов ли я лечить. Мне самому любопытно, но четко выдал: скажу да – норм. Нет – не стоит настаивать. Мне еще жить охота, а силы небезграничны.
– Токмо в прошлый раз до больницы долечился, – солидно заявила мамаша. Я прямо без усилий видел, как в головенке у нее щелкают цифры. – Больной здоров, а сам в ентой… коме. Потом пришлось кучу денег потратить на лекарства и врачей.
