Со стороны парохода донесся металлический лязг. Колесо с лопастями дрогнуло, попыталось вырваться из тисков красной глины, но не справилось, а мгновение спустя послышались грязные ругательства.
– Пойдем посмотрим? – сказала Ива, поднимаясь на ноги. Кинджа не сдвинулся с места.
– Ладно. Сама так сама.
Ива тряхнула головой и зашагала к пароходу. Оборачивалась она трижды в надежде, что сумчатый волк скачет за ней по пятам. Кинджа даже не пошевелился.
Вблизи пароход оказался больше, чем ей представлялось. Перед Ивой выросла железная стена, и она встала перед ней, не представляя, что делать дальше. Без помощи не вскарабкаешься, да и металл под горячим солнцем раскалился так, что хоть яичницу жарь. Можно, конечно, зайти с другой стороны и залезть по лопастям гребного колеса, но выходить на глинистый берег Ива не рискнула.
– Эй! Есть здесь кто-нибудь?!
Подняв ком красной глины, она швырнула его в железную стену. Тот разлетелся в порошок, и в тот же момент внутри парохода послышался грохот. Будто все кастрюли, сковородки, ножи и поварешки на Кухне Доброзлой Поварихи разом упали на пол. А еще пару мгновений спустя над бортом показалась лохматая голова. Сверху на девочку вытаращился старик с клочковатой бородой и лицом, загорелым до черноты.
– Хей! А ты еще кто такая?
Ива рта не успела раскрыть, а старик уже скинул ей веревку и замахал руками:
– Живо на борт! Быстрее, быстрее, пока он до тебя не добрался!
– Добрался? Кто? – рядом никого не было, и даже Кинджа куда-то запропастился.
– Живо, кому говорят! – прикрикнул старик. – Когда он тебя сожрет, я рыдать не стану!
Ива решила не рисковать. Этот старик провел здесь куда больше времени, чем она, и, наверное, знает, о чем говорит. В доме Матушки Ночи Ива давно усвоила простую истину: если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что этого не существует.
Схватившись за веревку, Ива вскарабкалась на борт. Минуты не прошло, а она уже стояла на дощатой палубе и разглядывала своего спасителя, если, конечно, он являлся таковым. В голове шевельнулось странное чувство, будто она знает этого человека, что раньше они уже встречались. Но это вновь было чужое, не принадлежащее ей воспоминание.
Старик оказался худым, высоким и таким жилистым, словно под кожей у него вместо мышц протянулись перекрученные веревки с многочисленными узлами. Одет он был в шорты из обрезанных штанов да самодельные сандалии. На загорелой груди темнел какой-то рисунок – татуировка, но пришлось присматриваться, чтобы ее разглядеть. И тут у Ивы упала челюсть: это оказался сумчатый волк, один в один Кинджа!
Старику не понравилось то, что Ива так на него уставилась.
– Чего вылупилась? – грубо сказал он. – Тебя учили, как себя нужно вести?
– Да, но…
– Моя фамилия Хендерсон, – перебил ее старик, – но ты будешь звать меня господин Капитан. Ясно?
Он вытащил из-за пояса сложенную пополам фуражку и нахлобучил на голову.
– Капитан этой ржавой посудины. А это значит, что я здесь главный, усекла?
– Э… Хорошо, – кивнула Ива. – А меня…
– Твоего имени я знать не желаю, – грубо прервал ее господин Капитан, – много чести.
Окинув Иву взглядом, он презрительно фыркнул:
– Ну? И где твои благодарности?
Ива растерялась:
– Благодарности? За что?
– За то, что я спас твою дурацкую жизнь, глупая девчонка. Теперь ты у меня в неоплатном долгу, что непонятного?
Ива посмотрела на лес и на реку. Никого там не было.
– Спасли мою жизнь? От кого?
Она рассердилась. Ей не понравилось, как старик с ней разговаривал.
– Совсем глупая девчонка! Я спас тебя от буньипа, вот от кого. Еще немного, и от тебя даже косточек не осталось, сожрал бы он тебя с потрохами. Все ясно? А теперь марш на камбуз и свари мне кофе – живо!
Настоящий кофе
– Слушай внимательно, девочка, повторять не буду, – господин Капитан почесал живот, – настоящий кофе должен быть черным, как ночь, густым, как грязь, и сладким, как сон. Запомнила?
Ива кивнула, хотя ей и было что возразить. Варить настоящий кофе Иву учила Доброзлая Повариха, и в этом деле с Розой никто не мог сравниться. А вот банальности Хендерсона к настоящему кофе не имели отношения. Повариха говорила, что кофе начинается с первого вдоха, потому что настоящий кофе не пьют, им дышат… Ива скучала по Розе, что было странно, поскольку они виделись всего несколько часов назад. А еще она скучала по Матушке, и по дому, и даже по снегу, вместо которого ей подсунули красную пыль.
– Показываю только один раз, – сказал Хендерсон, – смотри и учись.
Камбузом старик называл крохотную коморку, размером не больше платяного шкафа. Вдвоем с Ивой они едва смогли там разместиться, и она старалась не делать лишних движений, чтобы чего-нибудь не опрокинуть. Из какого-то тайника Хендерсон достал жестянку с кофе. Он держал ее двумя руками, так бережно, будто она могла в любой момент взорваться.
– Так, держи…
Но вместо того, чтобы передать банку Иве, он поставил ее на железный стол. Процесс приготовления кофе давно превратился в некий ритуал, в котором все действия были доведены до автоматизма, и ему сложно было переключиться. Кофейник ему заменяла закопченная консервная банка, плиту – старая керосинка без колпака. Хендерсон зажег ее с одной спички и подкрутил фитиль. Зачерпнул консервной банкой воды из ведра на полу, поставил на огонь, снова взял жестянку с кофе…
Он настолько погрузился в процесс, что, похоже, забыл о существовании Ивы. Не то чтобы это ее огорчало – сказать по правде, Хендерсон был не самый приятный тип, – однако настораживало. Пока еще она не могла сказать, что господин Капитан выжил из ума, но с каждой минутой все больше и больше укреплялась в этой мысли.
– Главное, – сказал Хендерсон, – это не напутать с пропорциями. Ошибешься, и пиши пропало. Важен баланс…
Говоря это, он не глядя сыпанул порошок в закипающую воду. Никак не меньше целой горсти. Ни о каком балансе тут и речи быть не могло. Грязно-белая пена поползла через край, но старик вовремя поднял банку, пока не залило огонь.
– Ну? Поняла, как это делается?
– Вроде бы…
Роза учила ее готовить кофе иначе: добавлять его по ложечке, дать настояться, чтобы могли раскрыться оттенки вкуса. Если бы Повариха увидела, как это делает Хендерсон, ее бы хватил удар.
Ива втянула носом аромат, наполнивший камбуз. И едва не расчихалась, на глаза навернулись слезы. Любой кофе, который делала Повариха, в сравнении с этим напитком был не более чем мутной водицей.
– Зачем делать такой крепкий кофе? – не сдержалась Ива. – Его же невозможно пить!
