Запрокинув голову, Человек-ворон взглянул в небеса и расправил огромные крылья.
Милан ощутил на коже какое-то покалывание, точно что-то бестелесное коснулось его, обхватило, окутало – прикосновения чувствовались по всему телу.
Тучи на небе разошлись, открывая Ночное Око Творца – узкий серпик луны. Всесоздателю было грустно взирать на сотворенный им мир.
Зато в прорехе туч вспыхнули тысячи звезд. Еще никогда Милан не видел такого звездного небосклона – и среди сияния небесных светил явственно выделялось темное пятно. Тьма, непрестанно расширявшаяся тьма. Место на небе, где звезды исчезли.
– Она возвращается… – мечтательно произнес Человек-ворон. – Темная луна. В этот раз я должен преуспеть. Должен дотянуться до нее, вернуть… В последний раз она была так близка… – Воронья голова склонилась набок, в глазах цвета обсидиана отразился свет звезд. – Может, рассказав новую легенду, ты сумеешь вернуть ее?
– Не знаю, мудрое ли это решение. – Милан вспомнил Фелицию. – При последней попытке меня постиг страшный провал.
– Потому что ты пытался вернуть мертвую!
Милан вздрогнул от неожиданности, когда Человек-ворон напустился на него.
– Теперь все иначе. Серебряная принцесса не мертва – она изгнана. Тебе не нужно создавать ее. Нужно привести ее ко мне. Ты… – Осекшись, Человек-ворон оглянулся и посмотрел на противоположный край рынка.
Милан последовал его примеру и увидел кого-то у эшафота. Фигура в плаще с капюшоном шла по площади. Или не шла, а парила? Как величественна ее поступь…
– Хорошо повстречать тебя вновь. – Голос – перезвон колокольчиков.
– Моя королева… – Человек-ворон склонил голову.
Белая Королева отбросила капюшон, и золотистые волосы разметались по ее плечам.
– Я знала, что ты выманишь его из междумирья, Милан. За это я благодарна тебе. Но тебе придется последовать за мной в заточение. Твой отец убил одну из Хранительниц. Императрица Сасмира в ярости. Я не смогу отпустить тебя, как собиралась поступить изначально.
– Вы воспользовались Миланом, чтобы встретиться со мной, моя королева? – В голосе Человека-ворона скорее слышалось удивление, чем возмущение.
– Говорят, твой нрав переменчив, – с легким упреком ответила Белая Королева. – Я знала, что ты ждешь Милана. К нему ты определенно бы вышел. Ко мне… возможно. Но одной лишь возможности мне было недостаточно.
– Что с моим отцом? – вмешался в их разговор Милан.
Королева раздраженно посмотрела на него:
– Его отвели обратно в камеру. Туда же отправишься и ты.
– Так, значит, Милан Тормено послужил вам наживкой для меня, – хрипло прокаркал Человек-ворон.
– Милан украл из октагона своего отца серебряный диск. Сейчас этот диск находится в твоем владении, – пояснила Белая Королева. – Но его место – в Белом Лесу. Этот диск создала я. И я хочу вернуть его.
Наклонив голову, Человек-ворон опустил огромный клюв на грудь.
– Вы получите серебряный диск, моя королева, – задумчиво произнес он и добавил: – Как только Милан Тормено покинет этот остров.
Милан удивился тому, что Человек-ворон вступился за него. В конце концов, он мало чем помог этому волшебному созданию.
– После того как Нандус убил Хранительницу, судьба Милана больше не подвластна мне. Ты требуешь невозможного.
– Разве вы не королева этого острова? – разразился возмущенным карканьем Человек-ворон. – Разве вашей власти не хватит на то, чтобы спасти жизнь одному из ваших подданных?
– Я не могу пойти против воли императрицы.
– Изыщите способ, моя королева. – Человек-ворон расправил крылья.
И вдруг за его спиной разверзлась дыра в земле. Туннель, в котором они увидели серебряное свечение. Этот туннель вел куда-то вдаль.
– Серебряный диск за жизнь мальчишки. Вот моя цена.
Далия, Канатный переулок, незадолго до полудня, 5-й день месяца Мглы, год второго восхождения Сасмиры на престол
Пальцы Милана сжали борт повозки, на которой их с отцом везли к месту казни. Задержанных эскортировали тридцать человек из городской стражи Далии.
Впереди, хромая, шел Лоренцо Долендо. Лицо капитана покрывали зеленые и синие кровоподтеки, левый глаз заплыл. Долендо не проронил ни слова о прошлой ночи и о том, как выпустил Тормено из камеры.
От гарнизона повозка ехала боковыми улочками, но теперь она свернула в Канатный переулок, ведущий к Площади Героев. Уже тут слышался гул собравшейся там огромной толпы. Переулок, по которому катилась повозка, вел на вершину холма. Слева и справа от прямой дороги выстроились дома с грубо оштукатуренными фасадами, темной паутиной на фоне лазурно-голубых небес протянулись пустые веревки для сушки белья. И у каждого окна стояли люди, смотревшие на процессию. Никто не произнес ни слова.
День выдался солнечный, на небе – ни облачка. Золотой осенний денек. «Ну хоть так», – подумалось Милану. Он никак не мог поверить в то, что через час уже будет мертв. Сожжен. Он умрет, как Фелиция… Это казалось настолько невероятным! И совсем не походило на легенду.
До появления капитана Долендо, сопроводившего Тормено к повозке, Милан верил в то, что его судьба изменится. Он не сомневался, что Белая Королева освободит его. Или хотя бы пришлет к нему гонца. Но, похоже, в споре королевы и императрицы Сасмиры победила последняя.
– Ты лучший из трех моих сыновей, – вдруг сказал отец.
Его голос звучал неразборчиво. Нандус выглядел еще хуже, чем Лоренцо: рыцари ордена Черного Орла сильно избили его вчера ночью, и теперь верховный священник не мог держаться на ногах. Он сидел в повозке, привязанный к стулу, но держал спину прямо, хотя такая поза явно вызывала у него боль. Тем не менее Нандус пытался сохранить лицо до последнего.
– Я должен был сказать тебе об этом раньше, сын. Вероятно, сейчас мой последний шанс… Я сожалею только об одном – о том, что никогда не позволял тебе почувствовать, насколько я горжусь тобой.
Милан не хотел все это выслушивать. Слишком поздно было для откровений. Эти слова уже ничего не могли изменить. Отцу действительно следовало сказать об этом раньше.
Гул толпы нарастал.
– Из вас троих ты доставлял мне больше всего хлопот. Это твое упрямство… Я знаю, что тебе не хочется этого слышать, но ты больше всего похож на меня. Джулиано всегда пытался выполнить мои требования, а не осознать, что сам считает правильным. – Нандус вздохнул. – А Фабрицио, улыбаясь, во всем со мной соглашался, а потом поступал так, как сам считал нужным. Но ты… Ты не боялся спорить со мной, когда был с чем-то не согласен. Ты выдержал бастонаду, терпел мои вспышки гнева… У тебя железная воля. И ты всегда отстаиваешь то, что считаешь правильным. Я, поверь, гордился тобой.
«Да с чего отец вообще вздумал поговорить об этом теперь?!» – внутренне возмутился Милан. Ему хотелось съязвить в ответ, но тогда он вновь оказался бы сыном, которым Нандус гордился из-за его воли к сопротивлению. А Милан этого не хотел – и потому молчал.
